Марк Солонин - Мозгоимение: Фальшивая история Великой войны

«…Чтобы описать все подробно о жизни рабочих-трудармейцев стройки ж/д Быстровка — Рыбачье, то потребовалось бы написать такую же книгу, как «Хижина дяди Тома», но пока ограничусь только этим клочком бумаги… Пища готовится гораздо хуже, чем хороший хозяин готовил бы свиньям. Рабочая сила используется не только на трассе, но более даже на всякие благоустройства: прораба, строймастера и прочих чиновников… Нелишним будет сказать здесь несколько слов о детях, которым здесь, как и их отцам, выпало влачить свое жалкое существование. Малыши здесь кроме 300 гр. черного кислого (от которого даже за ушами трещит) хлеба ничего не получают. Появляется в 3-и месяца раз сахар в магазине, но и то выдают его по разным темным причинам не полностью… Прошлой зимой рабочих не только голодных, но и буквально нагих принуждали работать на трассе при морозах, доходящих до 20 градусов, где некоторые погибали совершенно, а другие остались с отмороженными членами тела…»

Сколько людей навсегда осталось на этих «стройках века» — одному Богу ведомо. А уж чего точно не знает ни один человек, так это того, верил ли Сталин в Бога и готовился ли он дать отчет на Высшем суде. Зато доподлинно известно, что предстать перед земным судом Сталин не планировал, «ревизионной комиссии» не ждал и отчитываться перед «сбродом тонкошеих вождей», окружавших его, не собирался. Прятать хитрым способом «недостачу» многих миллионов своих рабов Сталин посчитал излишним, поэтому без тени смущения назвал цифру в 7 млн погибших в войне — примерно столько же, сколько в Германии. И дело с концом.

Хрущев тоже не готовился к приезду «ревизионной комиссии» (каковая неготовность и привела его в конечном итоге к октябрьскому 1964 г. Пленуму ЦК…), а резкое — сразу в три раза — увеличение числа жертв войны потребовалось ему для сугубо внешнего употребления. По сути дела Хрущев был первым, кто начал вести нормальную внешнюю политику. Нормальную по форме: он ездил за рубеж, к нему приезжали высшие руководители других стран; Москва принимала Международный фестиваль молодежи и буржуазных режиссеров с буржуазными фильмами. Нормальную по содержанию: окружающий мир перестали считать «враждебным империалистическим окружением», да и само слово «мир» перестало восприниматься как обозначение короткого периода подготовки к новой войне. В этой новой реальности международных отношений огромная, ошеломляющая цифра людских потерь СССР (20 миллионов) нужна была Хрущеву в качестве «идеологического башмака», которым он мог в нужный момент ударить по столу переговоров.

На все «неудобные» вопросы — от робких напоминаний о необходимости вернуть полученную по ленд-лизу технику до требований предоставить свободу выбора странам Восточной Европы — звучал один оглушительный ответ: «Двадцать миллионов человеческих жизней! Какие вам еще деньги? Мы мир спасли! Мы своей кровью заплатили…» Я прекрасно помню, как в августе 1968 года советский народ кипел искренним негодованием: «Мы же их освободили! Мы столько людей положили, а они нас выгнать хотят?»

А потом пришла феерическая эпоха «перестройки и гласности». Обозревая доставшееся ему наследство, Горбачев (или кто-то из его советников) не мог не заметить «чудеса» сталинской демографической статистики. Соответственно, в общем ряду мер по «обновлению социализма и демократизации внутрипартийной жизни» решено было навести некоторый порядок в деле учета людей.

Так, вероятно, и появилась цифра 27 миллионов. В не вызывающем никаких сомнений в своей реальности «пожаре» Второй мировой войны решено было спалить и «недостачу» Всесоюзной переписи 1937 года, и ужасающий рост смертности гражданского населения в тылу, и массовые репрессии послевоенных лет. Одним словом — списать на Гитлера преступления Сталина.

Была создана авторитетная комиссия проверенных и партийно-выдержанных доцентов с кандидатами под председательством член-корреспондента АН СССР Ю. А. Полякова. Один из ведущих сотрудников этой комиссии, доктор исторических наук А. А. Шевяков опубликовал интереснейшую статью («Социологические исследования», № 12 / 1991), в которой рассказывалось о работе комиссии и полученных ею результатах. Точнее говоря — о том, как комиссия боролась за получение порученного ей результата в 27 млн. Оказывается, есть какие-то «данные Госплана и ЦСУ СССР», но их «пока обнаружить не удалось». Что значит «не удалось»? Что значить «обнаружить»? Я понимаю, почему экспедициям энтузиастов пока не удалось обнаружить в дикой безлюдной тайге обломки «тунгусского метеорита». Что обозначает глагол «обнаружить» применительно к работе Государственной комиссии с документами Госплана?

Из статьи Шевякова следует, что единственной документальной основой были и остаются акты и сообщения ЧГК. Из этих сообщений следует, что на оккупированных территориях погибло 6 390 тыс. человек. Так как комиссия (не ЧГК, а комиссия Полякова) уже знала, что потери Вооруженных сил определены числом в 8,7 млн и повышать эту цифру военное ведомство не желает, то ей до директивно-заданных 27 млн предстояло набрать 18,3 млн. Соответственно, единственный относительно достоверный источник — документы ЧГК — тут же подвергается обвинению в том, что представленные в нем цифры «значительно занижены». Как и положено доктору наук, Шевяков не только констатирует факт занижения, но и дает ему объяснение. Названы три причины. Одна другой лучше. Первые две звучат так: «интенсивная миграция населения» и «незавершенность репатриации советских граждан из-за рубежа».

Странно. И то, и другое может привести к завышению, но уж никак не к занижению числа жертв. Например, каратели сожгли белорусскую деревню и расстреляли ее жителей, ЧГК засчитала всех в число погибших. А кто-то остался жив, ушел к партизанам, был ранен, вывезен в госпиталь на Волге, после излечения женился и с молодой женой уехал по оргнабору на Дальний Восток. Человек в реальности жив, но никто в Белоруссии об этом не знает. Вот это и есть «интенсивная миграция населения» и ее влияние на отчетные данные ЧГК. К такому же эффекту, к завышению числа жертв, приводила в первые послевоенные месяцы и «незавершенность репатриации советских граждан из-за рубежа» — человек числится погибшим, а фактически он попал в облаву, был насильственно вывезен в Германию и вскоре вернется домой.

Самая же интересная, третья причина мифического «занижения» числа погибших в отчетах ЧГК заключается, по версии доктора наук Шевякова, в том, что сотрудники ЧГК «не обладали политическим чутьем и методикой выявления фашистских злодеяний». А вот с этим я вынужден категорически не согласиться. Чего-чего, но «политического чутья» у советских чиновников сталинской эпохи было в достатке. Без лишних напоминаний ЧГК приписала немцам расстрел в Катыни, выявила «фашистские злодеяния» в деле массовых расстрелов органами НКВД заключенных в тюрьмах Львова и Винницы. И каждый отчет ЧГК перед его опубликованием проходил многоступенчатую процедуру утверждения «на самом верху». Так что если бы уже в 1945 году была поставлена задача «раздуть» число жертв до 18 млн, то сотрудники ЧГК отлично бы это «учуяли». В противном случае — сами бы вошли в общий перечень «жертв немецких оккупантов». Но не знали они, какая именно задача будет поставлена перед советскими историками в конце 80-х годов. И про «социализм с человеческим лицом» они еще не догадывались. Но разве это повод для обвинений в утрате бдительности и чутья?