Константин Богданов - Викинги и Русь. Завоеватели или союзники?

Провозглашенный конунгом и обретший законное право управлять страной, Олав воспользовался предоставленной ему передышкой для того, чтобы еще больше укрепить свое положение как внутри Норвегии, так и за ее пределами. О деятельности нового конунга, направленной на усовершенствование порядка управления государством и распространение христианства, а также связанной со многими другими полезными нововведениями, мы поговорим ниже. А пока сосредоточим свое внимание на том, как складывались взаимоотношения Олава с правителями соседних государств — Руси и Швеции. Традиционно именно эти страны (не считая Дании) поддерживали наиболее тесные связи с Норвегией. Неслучайно именно Ярослав Мудрый и Олав Шетконунг сыграли весьма заметную роль в дальнейшей судьбе Олава Харальдссона.

С самого начала отношения двух конунгов — норвежского и шведского — были крайне натянутыми. Олав Шетконунг, наряду с конунгом Свейном и ярлом Эйриком участвовавший в разделе Норвегии, постоянно стремился доказать свое право на владение той частью норвежских земель, которая была получена им по договору между тремя правителями. В свою очередь, Олав Харальдссон придерживался прямо противоположного мнения: верховная власть над всеми без исключения норвежскими территориями должна принадлежать только ему одному. Расхождения во взглядах двух конунгов на настоящее и будущее Норвегии служили благодатной почвой для конфликтов между норвежцами и шведами, которые, похоже, и сами были не рады такому положению вещей.

В Швеции и Норвегии заметную роль играли тинги — народные собрания, которые не позволяли своим правителям заходить слишком далеко и вовремя возвращали их к реальности. Следуя сообщению Снорри Стурлуссона, можно предположить, что под давлением общественного мнения шведскому конунгу пришлось пойти на мир со своим норвежским соседом и даже пообещать ему в жены свою дочь в качестве наиболее весомой гарантии своих добрых намерений.

Олав норвежский всерьез воспринял обещание Олава шведского и отправил своих послов к его двору. Помимо выполнения своей главной задачи — переговоров о мире между двумя конунгами — послам было поручено разузнать, какие чувства испытывает принцесса к своему будущему жениху. Наверное, Олав, наслышанный о красоте Ингигерд, решил заглянуть и в ее душу. А послы, которых он направил ко двору шведского конунга, служили в этом тонком деле посредниками. Иногда лучше довериться мнению беспристрастных наблюдателей, чем своему собственному.

Ингигерд, которой было известно об Олаве по рассказам ее окружения, испытывала самые теплые чувства к норвежскому конунгу. Снорри, точно он сам был очевидцем тех далеких событий, уверяет читателя, что Ингигерд нравилось слушать об Олаве. Поразительная осведомленность!

Когда норвежский посол спросил у принцессы, каким был бы ее ответ сватам Олава, она сказала, что не пожелала бы себе лучшего мужа.

Но разве человеческие желания сбываются настолько часто, чтобы мы позабыли о тех поворотах судьбы, которые подстерегают не только простых смертных, но даже и тех, кто вознесен на самые вершины власти?

Пока Ингигерд строила планы на будущее, ее отец продолжал колебаться, стоит ли ему выдавать свою дочь замуж за норвежского конунга. Тем более что ему поступило еще одно выгодное предложение по поводу замужества его дочери. Соискателем руки Ингигерд выступил новгородский князь Ярослав, изгнанный своими соперниками из Киева и готовившийся взять реванш за поражение. Возможно, Ярослав нуждался не столько в Ингигерд, сколько в военной помощи, которую ему мог оказать Олав Шетконунг. Однако брачная дипломатия, которой придерживался новгородский князь, диктовала свои правила поведения.

И все-таки интересно, что произошло с предыдущей женой Ярослава, вместе с другими его родственницами захваченной в Киеве Болеславом I Храбрым? Неужели польский князь не пощадил пленных женщин? Не хочется думать о том, что Ярослав не внял советам отправившегося к нему для переговоров киевского митрополита и не согласился обменять дочь Болеслава на своих близких. Так или иначе, Ярослав в 1019 году чувствовал себя свободным от предыдущих супружеских обязательств и смог приступить к переговорам о новом браке.

Олав Шетконунг находился в сложном положении. С одной стороны, он прилюдно, на Тинге, объявил, что Ингигерд станет женой Олава Харальдссона. С другой — он все больше склонялся к мысли, что это обещание было слишком поспешным и опрометчивым. Брак его дочери с норвежским конунгом может вызвать ненужные шведам трения с датчанами. Политика, которую проводил Олав Шетконунг, заставляла его быть предельно осторожным, особенно в выборе союзников.

Ингигерд была умной и наблюдательной девушкой. От нее не укрылось то, что Олав Шетконунг медлит с выполнением своего обещания. По словам Снорри, Ингигерд была озабочена и удручена, опасаясь, что, скорее всего, ее отец не сдержит слова, которое он дал конунгу Норвегии.

Так оно и произошло. Старый король, от которого не могли укрыться чувства его дочери к норвежскому конунгу, в свойственной ему грубоватой манере заявил Ингигерд, что как бы она ни любила этого толстяка, ей не бывать его женой, а ему ее мужем. Несложно представить, какие чувства испытывала в эту минуту Ингигерд. Слова Олава Шетконунга прозвучали для нее как приговор. Она была не в силах изменить мнение своего жестокого и бессердечного отца. Мало того, Олав шведский подлил еще масла в огонь, сказав Ингигерд, что выдаст ее за того правителя, который достоин его дружбы.

Отчаявшись соединиться со своим возлюбленным, Ингигерд отправляет в Норвегию гонца, которому поручено передать Олаву Харальдссону эту печальную новость. Как говорит Снорри, узнав о решении шведского короля, Олав страшно разгневался и не находил себе покоя. Прошло несколько дней, прежде чем с ним можно было разговаривать.

Пока Олав Харальдссон переживал по поводу несостоявшегося брака и раздумывал над тем, как отомстить шведскому королю, последний вел переговоры с послами конунга Ярицлейва, которые вскоре завершились договоренностью о браке Ярицлейва и Ингигерд.

Снорри сообщает о двух посольствах, отправленных Ярицлейвом к Олаву Шетконунгу. Вероятно, первое из них прибыло в Швецию как раз в тот момент, когда король раздумывал над тем, стоит ли ему выполнять обещание, данное норвежскому конунгу. Предложение новгородского князя пришлось как нельзя кстати. У Олава Шетконунга появился вполне уважительный повод, чтобы взять свое слово обратно. Второе посольство было отправлено Ярославом в Швецию после того, как он окончательно утвердился в Киеве и теперь мог через своих послов с гордостью поведать королю о своем возвышении. Олав Шетконунг не стал медлить и дал свое согласие на брак Ярослава и Ингигерд. Видимо, тогда же были улажены некоторые юридические формальности предстоящего брака.