Виктор Сонькин - Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу

Память об Адриане и его времени хранят еще несколько улиц и площадей Марсова поля. В первую очередь это, конечно, храм Божественного Адриана или Адрианей (Hadrianeum) на Пьяцца ди Пьетра, в двух шагах от Пьяцца ди Монтечиторио с Августовым обелиском. Храм Адриана — одно из тех немногих античных зданий, которые функционируют до сих пор, хотя и в иной ипостаси. От него осталось одиннадцать огромных цельных колонн из проконесского мрамора с характерными сероватыми горизонтальными прожилками. Когда-то их было больше — возможно, тринадцать или пятнадцать только с этой стороны; фасад храма был обращен в сторону нынешней улицы Корсо. Нижняя часть архитрава сохранилась, а верхняя восстановлена гораздо позже, что очень хорошо заметно. За решеткой возле стены здания можно увидеть, как глубоко вниз — на целых пять метров — уходит подиум из туфа, который когда-то был облицован белым мрамором. Эта глубина — еще одно напоминание о культурном слое, наросшем на Марсовом поле с античных времен.

Хотя храм не снабжен никакими надписями (и долго считался базиликой Нептуна), он упоминается среди других зданий адриановской эпохи, выстроенных примерно на этом участке. Построил храм не сам Адриан, а его приемный сын Антонин Пий. Многочисленные дыры на травертиновой стене — не оттого, что здание оказалось в центре боевых действий (хотя впечатление возникает именно такое), а оттого, что отверстия служили для фиксации декоративных мраморных плит.

Пьяцца ди Пьетра. Гравюра XVIII века.

В XVII веке известный архитектор Доменико Фонтана встроил в то, что осталось от храма, здание папской таможни. В конце XIX века барочное палаццо сильно упростили; к этому моменту там располагалась римская биржа. В интерьере биржи снималась одна из самых знаменитых сцен в истории мирового кино — минута молчания в «Затмении» Микеланджело Антониони (1962 г.). Сейчас, после недавней реорганизации биржевой деятельности во всей Италии, в храме Адриана находится Торгово-промышленная палата. Часть целлы со сводчатым куполом сохранилась и видна во внутренних помещениях дворца.

Виа делла Спада д’Орландо — «улица Роландова меча» — называется так как раз по этому фрагменту колонны, точнее — по трещине в ней. Почему-то римляне связали этот дефект с легендой о Роланде, паладине Карла Великого. Во время своего последнего боя Роланд попытался уничтожить знаменитый меч Дюрандаль, чтобы тот не достался врагу, но не смог его даже затупить. Трещина в куске зеленоватого мрамора — это как будто след от меча.

Известный итальянский археолог Филиппо Коарелли пишет, что Адриан, возможно, был единственный мужчина в истории, который сделал свою тещу богиней. Действительно, есть сведения о том, что Адриан посвятил храм памяти Матидии, матери своей жены Вибии Сабины. Кусок водопроводной трубы с надписью «храму Матидии» (templo Matidiae) был обнаружен близ церкви Святого Игнатия, и, следовательно, сам этот храм стоял где-то в районе Пьяцца Капраника. Вполне возможно, что две колонны, встроенные в дом № 76 на этой площади, и еще один ствол на Виа делла Спада д’Орландо относятся к этому несохранившемуся зданию. Если это так, то, судя по обхвату колонн, Адриан выстроил в память тещи весьма монументальный храм.

Район Рима, включающий Пьяцца Капраника, площадь с обелиском Августа и Палаццо Фиано, где был найден Алтарь мира, называется «Колонна». Такое название он получил в честь колонны, которая стоит на Пьяцца Колонна. Это триумфальный памятник, воздвигнутый в конце II века н. э. в честь побед императора Марка Аврелия над варварскими племенами в северных краях.

Образцом для колонны Марка Аврелия, разумеется, служила колонна Траяна. Но историки искусств не устают подчеркивать различие между этими двумя монументами. Они похожи: обе сделаны из гигантских барабанов каррарского мрамора, поставленных один на другой; по обеим вьется рельефная лента, изображающая сражения римской армии с варварами в ходе двух кампаний. Внутри обеих — винтовая лестница, освещенная узкими окошками; на обеих стояли бронзовые статуи соответствующих императоров, а в конце XVI века папа Сикст V установил на каждой статую апостола: святого Петра на колонне Траяна, святого Павла на колонне Марка Аврелия. На колонне Марка Аврелия, как и на ее образце, первая и вторая кампании разделены фигурой богини Победы со щитом (на десятом завитке, со стороны Корсо). Обе пострадали от времени, но колонна Марка Аврелия — больше: в нее ударяли молнии, ее трясли землетрясения, и, поскольку металлические скрепы давно пропали, «барабаны» сдвигались относительно друг друга, образуя в ряде мест несовпадающие изображения.

На этом сходства заканчиваются, и начинаются различия. Технологические: рельеф на колонне Марка Аврелия гораздо более высокий, чем на колонне Траяна. Художественные: изображения более схематичные, у персонажей головы слегка увеличены по сравнению с телом. Наконец, главные, тематические: колонна Марка Аврелия показывает войну как гораздо более жестокое и кровавое занятие. На Траяновом рельефе едва ли не самый распространенный мотив — строительство: моста через Дунай, оборонительных сооружений, лагерей. На Аврелиевой колонне сцен строительства всего две, а битв — несравненно больше. Если Траяновы варвары-даки показаны как слабые, но достойные противники, то германцы и сарматы почти нигде не оказывают осмысленного сопротивления: они в панике бегут, сжимаются от страха, им отрубают головы (в том числе один раз — явно по личному приказу императора). Насилие по отношению к мирному населению — тема, которой почти нет на колонне Траяна, — тоже занимает важное место: римские легионеры тащат за волосы варварских женщин, вырывают из их рук детей, жгут деревни. Наконец, если долгая череда картин на колонне Траяна заканчивается изображением мирно пасущегося оленя, на колонне Марка Аврелия в конце тоже высечено четвероногое животное, но такое несуразное и причудливое, что его видовую принадлежность определить невозможно.

Пьяцца Колонна. Гравюра XVIII века.

Романтические искусствоведы прошлого пытались объяснить эти эстетические различия разницей характеров двух императоров, но сталкивались с определенными сложностями. В конце концов, Марк Аврелий был единственным властелином Рима, который оставил потомкам большое философское сочинение на греческом языке. В западной традиции оно обычно называется «Медитации», а по-русски его принято переводить по греческому подзаголовку, который придумали позднейшие переписчики, — «К самому себе» (иногда также «Размышления»). Из этих довольно темных записок вырисовывается портрет императора-стоика, который заботится лишь о том, чтобы не нарушить нравственный закон.