Евгений Кубякин - Криминал как основа происхождения Русского государства и три фальсификации тысячелетия

Если какой-то шибко смелый человек не верит, что хождение по горам требует мужества и привычки, пусть вылезет на крышу, к примеру, двенадцатиэтажного дома и постоит на краешке. Когда почувствует, что сапоги уже наполнились, может отходить и вот только после этого смело заявлять: «Плавали, знаем!»

Поэтому когда В. Ян описывает, как монголы, впервые попав в горы, начинают лихо скакать по скалам и махать шашкой, можно с грустной уверенностью констатировать: не приходилось Яну самому лазить по горам. Он даже с высоты вниз ни разу не смотрел.

Лошадь может подниматься в предгорья до определенной степени. Ей нужна пологая дорога и желательно «приличный» ландшафт, без глубоких ущелий и узких тропок. Лошадь — существо нервное и нежное. Если она первый раз в горах — она такое способна «отчебучить»! Ее уже никто не сможет удержать и успокоить. Поэтому выше предгорий забирается не лошадь, а ослик. Да, да. Если верблюд — корабль пустыни, лошадь — корабль степей, то в горах тоже имеется свой — небольшой, но надежный пароходик. Он крепок телом и духом. Иногда излишне настойчив. Да, он проявляет ослиный характер и не склонен к самокритике. Но он верный друг и у него стальные нервы. Там, где конь встанет на дыбы от страха, свалится в пропасть и утянет остальных за собой, верный ослик только усмехнется и смело пойдет дальше.

Иногда горная тропа прерывается, переходит в крутые ступени или упирается в скалу. Теперь ослика надо нести на себе или поднимать на веревках. С лошадью такие номера не проходят. Не у всех хватит силенок лошадь таскать.

А ослика можно перенести и поставить на путь истинный. Там на ослика снова наваливают груз, и он опять молча «прет» вверх.

Но и ослиные возможности заканчиваются. Ослу нужна тропа в привычном понимании этого слова, когда ее нет, продвигаться в горах может уже только человек. Грузы в этом случае человек не таскает. Так, питание, теплые вещи, спальный мешок. Температура падает с каждым километром на 6,5 градуса. Если, например, у подножия температура 0 градусов, то на высоте 4000 метров она будет -26. В горах постоянно дует ветер, затишье бывает редко. В сочетании с низкой температурой условия тяжелейшие. Поэтому, если монголы поскакали в горы без перчаток, их всех ждала ампутация кистей рук из-за обморожения.

Без ослика человека в горы загоняет только сильная нужда — война, преследование, алмазы или спорт. Выше 5000 метров лучше вообще не подниматься. Там уже требуется специальное снаряжение, желательно кислородное оборудование и вертолет. Хотя вертолет на этой высоте тоже слабый помощник. Например, рабочая высота для Ми-8МТВ — 3500 метров. А посадку на 5000 в горах сможет совершить только очень опытный пилот, при условии максимальной разгрузки вертолета, хотя Ми-8 лучший вертолет в мире.

Одному из авторов приходилось «ходить» в Паншер, правда, не на вертолете, а на штурмовике. До ущелья можно добраться, перевалив через горы. С полной бомбовой загрузкой на большой высоте самолет плохо слушается управления. Движок работает на пределе, но при этом «еле тянет». И кажется, скалы сейчас тебе «вспорят брюхо». А как же? Такие высокие горы — препятствие для современного самолета. После того, как свалил в пикирование и «отцепил» лишних четыре тонны груза, самолет, облегченно вздохнув, становится управляемым. Теперь можно немного посмотреть по сторонам.

Ребята! Ну его на хрен, там воевать. Скалы, камни и снег. Больше ничего. А! Конечно, еще солнце, воздух и вода — «наши лучшие друзья». Но только воздуха там мало. А солнце светит, но не греет. Если у подножья 30 градусов жары, то там всего лишь 4. Это днем. Ночью отморозишь все на свете, включая самое ценное. Если ранят, карета скорой помощи придет неизвестно через сколько суток. За это время помрешь от самого легкого ранения. А то, что в тенек положат и не завоняешься — утешение слабое.

Так вот, нет на Пяндже никаких мостов. Когда река замерзает, по ней и так ходить можно. Когда пересыхает, тоже ходить можно. А когда от таяния снегов бешеный поток рысачит, тогда ходить не надо. Тогда дома сидеть надо.

Вообще, рассказы Яна о том, что все монголы великолепные пловцы и любую реку (включая Волгу) переплывают с ходу, не внушают доверия. Монголы по своей природе — они в воде бултыхаться не того, не любители. У них даже душ принимать после работы не принято. Да и душевых кабинок возле юрты у них пока никто не заметил.

С этим душем в Монголии даже один неприличный случай получился. Как-то молодой советский офицер проходил службу в Монголии. Он был неженатый офицер. И это сильно его мучило. Причем больше в прямом смысле мучило, чем в переносном. Очень ему с девушкой хотелось познакомиться, уж так его достало. Ну, хотя бы ненадолго. Только в военном гарнизоне девушек нет. Из женского пола там только жены боевых товарищей есть.

Но знакомиться с женой боевого товарища, хоть и ненадолго, было никак невозможно. Общественность такие знакомства страшно осуждала и завидовала.

И вот этот офицер, видимо, дошедший в своем сознании до крайности решил вступить в связь с иностранкой. Причем, если у советских людей в то время секса не было, то у монгольских людей немного было.

Офицер познакомился с молодой труженицей. Она была пастушка в стаде и по совместительству доярка у лошадей. Надарив ей подарков и наговорив кучу приятностей на русско-монгольском диалекте, офицер добился взаимности и почти приступил к главному. Но тут выяснилось, что возлюбленная сплошь покрыта слоем закоксовавшегося пота. Отсутствие душевых кабинок возле юрт сильно ранило нашего офицера. Ранило, конечно, не в душу, ранение он получил в нос. Он столько ждал этого момента, столько терпел, но просто так переступить через себя не мог. И тут душевно натерпевшийся офицер, к тому же раненный в нос, совершил ошибку. Он взял и отмыл свою даму теплой водой в душе с мылом.

Сейчас в мыло и шампуни добавляют всяких смягчающих средств и прочей химии, чтобы тело и волосы были шелковистыми и нежными. А в советское время в мыло ничего такого не добавляли. Может, разве только в детское. Но у офицера детей не было, и детское мыло было ему ни к чему, поэтому он помыл труженицу обычным мылом из «военторга».

Сначала все было хорошо. Может, даже чудесно. Подробности до нас не дошли. Но по прошествии некоторого времени впервые в жизни обезжиренная кожа молодой пастушки стала на глазах сохнуть, краснеть и трескаться. Оказывается, кожа, находясь под толстым слоем пота, отвыкла выделять достаточное количество всевозможной смазки. И потеряв защитный слой, начала быстро подсыхать и шелушиться. Возможно, мыло тоже сыграло свою роль. От советского мыла у нормального-то человека обычно начиналась чесотка. А тут девушку впервые в жизни помыли, да еще советским мылом.