Эдвард Радзинский - Наполеон - исчезнувшая битва

Между тем обнаглевшие турки при поддержке англичан высадились в Абукире. И захватили крепость... Я поспешил туда... Крылья неприятельской армии были разделены долиной. С быстротой молнии моя кавалерия проскочила ее и оказалась в тылу неприятеля. И бой начался... А закончился он тем, что десять тысяч турков были сброшены в море, остальные изрублены на суше. Берег, который Нельсон покрыл трупами французов, теперь был покрыт трупами наших врагов. И Абукир, бывший символом нашего поражения, теперь стал местом нашей славы...

Запишите, Лас-Каз: я всегда заботился об информации. И в Египте совершил невозможное - сумел организовать доставку газет прямо с кораблей той самой английской эскадры, которая сторожила нас на рейде. Правда, за бешеные деньги. Из английских газет я понял, что во Франции возникла новая ситуация. И она звала меня в Париж. Безудержное воровство властей готовило народный взрыв. Я читал в газетах, как чиновники бесстыдно грабили, зарабатывая на всем. И самое постыдное - на солдатской крови. Миллионы делались на поставках (точнее, непоставках) в армию: в итоге солдаты в Италии остались без провизии и оружия. И результат: великие завоевания в Италии, которые я оставил Республике, отобрал русский полководец (Суворов*). Вот что сделали негодяи с моими победами, оплаченными французской кровью!..

Я понимал, как страшится моего прибытия Директория. В тех же газетах я прочитал явно оплаченные слухи о моих поражениях, о том, что я расстреливал своих больных солдат... и даже о моей гибели. Я понял: времени больше нет я должен ехать! И немедленно!..

Приказав Клеберу остаться в Египте за главного, я велел подготовить два корабля, уцелевших после бойни при Абукире. На фрегате "Мюирон", названном в честь адъютанта, отдавшего за меня жизнь, плыл я сам, а также мои лучшие генералы - Мюрат, Бертье, Ланн и прославленные ученые Бертолле и Монж. На второй корабль погрузились несколько сотен отобранных мною солдат. Я понимал, что опасно не только море. Куда опаснее была суша, к которой мы так стремились. Во Франции меня могли обвинить в том, что я бросил армию без приказа. И попытаться аре

стовать. Так что и на родном берегу мои солдаты могли мне понадобиться. Хотя я был почти уверен - не посмеют...

Как только мы вышли в море, подул сильный ветер. Адмирал Гантом объявил, что мы должны вернуться обратно в гавань. Команда поддержала его. Но я слушал не адмирала и не команду, а судьбу. И был непреклонен. Приказал плыть вдоль африканских берегов, не уходя далеко в море... И вскоре задул ровный попутный ветер, обещавший "Мюирону" хороший ход... К тому же он принес и сильный туман. Белое мокрое облако нависло плотной завесой. Мы шли в царстве тумана, рискуя наткнуться на мели и рифы. Капитан то и дело промерял глубину. Но я смеялся над его страхами. Я знал, мы приплывем невредимыми...

И мы приплыли!.. Вскоре мы уже были во Фрежюсе...

Путь до Парижа... Города, которые проезжали, сверкали иллюминацией в мою честь. Солдаты выходили на парады, хотя никто не отдавал им такого приказа... В Париже они прошли передо мной под барабанный бой, выкрикивая приветствия. Как я и предполагал, Франция была готова соединить свою судьбу с моей. Плод созрел в мое отсутствие...

15 августа - день рождения императора - мы встретили в море. Императору исполнилось 46 лет. В кают-компании устроили маленькое торжество - сказали несколько тостов в его честь... Орудийный салют, фейерверки, грандиозный прием в Тюильри - все это было еще недавно в дни его рождения... А теперь...

Он вышел на палубу. Стоит, опершись на "пушку императора" - так ее теперь называют англичане. Смотрит в океан.

Матросы поймали огромную акулу и разделывают ее... Он подошел слишком близко - усмехаясь, смотрит, как вспарывают беспомощное великолепное тело недавней повелительницы океана... Его мундир забрызган ее кровью... В этот день он гулял один, до самого вечера, так и не сменив забрызганный кровью мундир...

Вечером он позволил себе впервые перерыв в диктовке. В кают-компании играл в карты... Играл с отсутствующим видом - и тем не менее впервые выиграл восемьдесят золотых наполеондоров. К радости Маршана, у которого денег становилось все меньше.

Наступила ночь. Мы пересекли экватор. Горячее дыхание океана... Вместо Полярной звезды - Южный крест над головой.

Маршан позвал меня в его каюту. Император усмехнулся:

- Мой день рождения... праздник в Тюильри, фейерверк - все суета!.. Давайте-ка лучше продолжим... Вернувшись из Египта, я остановился в своем доме на улице Шанторен, переименованной в улицу Победы... Там меня ждали моя мать... - Он помолчал. - И Жозефина...

Мадам Талье рассказывала мне, что креолка была в гостях у очередного любовника, когда ей сообщили: "Он прибыл в Париж". Она уже знала, что ему все известно, и от страха подумывала развестись -смертельно боялась его темперамента. Но когда увидела встречу героя... К тому же у нее было долгов на два миллиона... Она примчалась домой и нашла свои вещи внизу у консьержа. Он выставил их из квартиры. Она поднялась наверх, но он заперся в кабинете. Она поняла: это хороший знак - он боится увидеть ее. У запертой двери кабинета молила о прощении, но он не открывал. Она вызвала на помощь детей он очень любил Эжена и Гортензию. Они пришли и вместе с матерью молили его открыть дверь. Но из кабинета не доносилось ни звука. А она все молила... и выдержать все это было свыше его сил. Он впустил ее.

Позже она сказала мадам Талье: "Я смогла тут же доказать ему, что он не ошибся, простив меня... Благо в кабинете была кровать".

- Она ветрена, да, непостоянна.. как Франция - ее надо все время завоевывать. Но тогда я решил обладать обеими. И не ошибся. Со временем... мы с ней все больше становились друзьями. Я теперь часто вспоминаю: короткий отдых после обеда, она читает мне вслух, а я лежу без сил на кровати. Но это лишь мгновения - и вот я вновь надеваю на себя железный ошейник верного пса Франции! Смотрю на Жозефину. Она порой чертовски умна... Легкое движение, дотронулась до моей шеи... поцелуй... И фраза: "Это я поправила на тебе твой железный ошейник".

Нет, я не ошибся, простив ее... Да, был повод... Но потом она сумела стать истинно корсиканской женой! Была мотовкой... ну и что? Меня всегда окружали мотовки, одна сестра Полина в день тратила состояние. Только мать тратила мало, смешно экономила деньги и, когда я смеялся над ее бережливостью, говорила: "Боюсь, настанет день, когда вам придется занимать деньги, и я не хочу, чтоб вы их просили у чужих людей"...

Все это вычеркните, Лас-Каз, и к делу! Пишите: Директория уже привела к краху финансы, пропасть безвластия могла поглотить Республику. С каждым днем на страну надвигался хаос - раскрепощение толпы и закрепощение личности. Богатые были испуганы и не хотели этой жалкой власти, которая уже не могла защитить их от хаоса, - они хорошо помнили ужасы революции. И бедные тоже ненавидели воров из Директории. Все это рассказывал в моем доме член Директории! Да, знаменитый аббат Сийес, этот вечный крот, он первым начал рыть яму для власти, частью которой был сам. Сначала я невзлюбил его, относился к нему с открытым презрением. Впрочем, он отвечал мне взаимностью - назвал "маленьким нахалом, которого не худо бы расстрелять". Но потом мы раскусили друг друга, и он стал поддерживать меня!