Михаил Ошлаков - Сталин их побери! 1937: Война за Независимость СССР

Нет ничего удивительного в том, что линия фронта в этой борьбе пролегла прежде всего по русской деревне, ибо все ресурсы, необходимые стране для развития, были сосредоточены именно там.

Вряд ли у кого-либо из серьезных людей есть сегодня сомнения в том, что осуществление коллективизации сельского хозяйства отвечало коренным интересам нашей страны. Вполне естественно также и то, что проведение столь гигантского комплекса мероприятий не могло обойтись без сопротивления со стороны крестьянства, без перегибов со стороны властей и, соответственно, без массы отдельных человеческих трагедий. Не отвлекаясь на подробности, заметим, что подобных трагедий на Западе в тот же исторический период было ничуть не меньше.

Что касается России, то перед ней, как мы помним, встал вопрос – быть или не быть, существовать нашей нации или погибнуть. Противостоять усиливавшейся иностранной экспансии, не имея национальной промышленности и располагая сельским хозяйством, застывшим на уровне семнадцатого века, Россия не могла.

Другой вопрос, чем объяснялись случаи перегибов при проведении коллективизации сельского хозяйства, возможно ли было обойтись без репрессий в отношении крестьянства и, наконец, соответствуют ли исторической правде все те ужасы, которые в наши дни нередко можно слышать о коллективизации и раскулачивании?

В 1928 году в сельскохозяйственном производстве СССР было сосредоточено 75% трудоспособного населения страны. При этом количество рабочих дней крестьянина составляло в среднем всего 90 – 100 в год. Об эффективности труда русского крестьянства можно судить по тому, что 74,4% яровых культур в тот период высевалось вручную, а 44% из них позднее сжималось и скашивалось серпом либо ручной косой. Даже ребенку понятно, что, где 75% населения работали вручную, там справились бы и 30%, вооруженных необходимой техникой и агрокультурой. Выходило, что пока страна больше воздуха нуждалась в рабочих руках для строительства заводов и иных промышленных объектов, нуждалась, наконец, в хлебе, несколько десятков миллионов человек занимались совершенно непроизводительным, сизифовым, по сути, трудом.

Что требовалось в этих условиях от Советской власти? Во-первых, перенаправить лишние трудовые ресурсы из деревни в город, во-вторых, объединить оставшихся крестьян в крупные жизнеспособные хозяйства и, в-третьих, кулаков, препятствовавших проведению этих мероприятий, лишить экономической почвы, а в случае сопротивления – репрессировать.

Когда XV съезд ВКП(б) объявил о том, что страна берет курс на коллективизацию сельского хозяйства, мало кто в СССР или за его пределами всерьез полагал, что заявленный процесс не затянется на десятилетия, а будет завершен за три-четыре года. В самом деле – мало ли обещаний давалось народу властями – построить коммунизм, предоставить каждому квартиру, удвоить, утроить и т. п. Кстати, давали своим народам обещания не только руководители России. Так, президент США Линдон Джонсон обещал американцам в ХХ веке построить «Великое общество», своего рода американский аналог коммунизма, а между тем, как известно, «американский воз» в этом вопросе и ныне там.

Сталин же быстро показал, что бросаться словами он не намерен. Если в 1928 году до 80% тракторов, работавших на полях Советского Союза, имели импортное происхождение, то уже в 1932 году ввоз тракторов в СССР полностью прекратился. В 1930–1933 годах в нашей стране в строй вошли Сталинградский, Харьковский и Челябинский тракторные заводы, заводы сельхозмашин «Ростсельмаш», запорожский «Коммунар» и другие. Техника на село пошла сплошным потоком. В 1932 году в сельском хозяйстве уже работало 148 тысяч тракторов и 14 тысяч зерновых комбайнов, а к 1940 году их число возросло до 684 тысяч и 182 тысяч соответственно. Излишне напоминать, что СТЗ, ХТЗ и ЧТЗ могли в массовых количествах строить не одни только трактора – это именно их продукция несколько лет спустя дала немцам шороху под Курском.

Именно процесс коллективизации помогает понять, почему в борьбе с троцкизмом Сталин на первых порах ограничился только высылкой «демона революции» из СССР и его политическим осуждением, тогда как никто даже из наиболее явных сторонников Троцкого не был репрессирован. Более того – троцкисты продолжали контролировать важнейшие структуры государства, как, например, комендант Московского Кремля Рудольф Петерсон или руководитель службы государственной охраны Карл Паукер. Некоторые историки делают из этого вывод о том, что Сталин на самом деле не опасался выступления троцкистов (раз даже коменданта Кремля не поменял), а значит, и троцкистского заговора на деле не существовало. Это не так.

Сталин продолжал терпеливо «хлебать с троцкистами из одного партийного котелка» потому, что еще нуждался в них. Только старый революционно-большевистский аппарат мог безжалостно и твердо в столь короткие сроки провести мероприятия против кулачества, применив при этом испытанные в годы Гражданской войны методы. Новое поколение кадров, люди, ставшие сталинскими наркомами, генералами и конструкторами к началу Великой Отечественной войны, были иначе воспитаны и не годились для проведения чрезвычайных мероприятий в деревне. Эти молодые кадры Сталин берег и в то же время, не смущаясь, использовал троцкистов в своих политических интересах, зная наперед, что вскоре наступит момент, когда их придется уничтожить.

А то, что проблемы в ходе коллективизации будут, Сталин, задавая этому процессу столь невероятные темпы, конечно, знал. Не мог он не понимать и того, что отрывать крестьян от единоличного хозяйства придется силой, допуская при этом массовые случаи «нарушения добровольности вступления в колхозы». Все возможные последствия он предвидел и сознательно шел вперед – выхода другого у Сталина и у России не было. Конечно, слова Сталина о перегибах, о «ретивых обобществителях», «льющих воду на мельницу наших врагов», о «политике унтера Пришибеева», о чем шла речь в статье «Головокружение от успехов», в значительной степени были тактическим ходом, маневром Сталина, спасавшего идею коллективизации от недовольства крестьян. Что было, то было.

Особо ожесточенное сопротивление сталинскому курсу, как и следовало ожидать, оказали кулаки. Либеральной литературой в наше время часто приводятся неизвестно где ею почерпнутые «высказывания крестьян» вроде, например, таких: «Никаких ни бедняков, ни кулаков у нас нет: все в обществе одинаковы, есть только труженики-хлеборобы да лодыри, которых советская власть считает бедняками».