Руслан Хасбулатов - Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина

В правительстве царила паника. С несколькими минист­рами и вице-премьерами Грачев повздорил — они требовали от него решительных действий, Черномырдин сказал, что у него, министра обороны, есть только один начальник — Вер­ховный Главнокомандующий, ему, Грачеву, надо выполнять его приказ. Грачев, как ретивый служака, приступил к его исполнению. Метался до смерти перепуганный Бурбулис, кричал не своим голосом Полторанин, обвиняя всех в тру­сости и предательстве, требовал расплаты над парламентом мой бывший заместитель Шумейко (возненавидевший пар­ламент, когда Генеральная прокуратура возбудила против него уголовное дело за факты мошенничества). Особенно подло вел себя Черномырдин, требуя решительных действий от министра обороны. А Грачев все ссылался на то, что у него идет коллегия — это Черномырдина привело в бешенство, и он, не договорив, бросил трубку. Особенно напуганным выглядел Гайдар. Его розовые обычно щеки побледнели, и он метался по кабинету, твердя о какой-то «неадекватности» поведения Грачева и всех силовых министров (в одном из своих интервью потребовал от Ельцина сменить министров всех силовых ведомств).

Нелишне еще раз напомнить: кто штурмовал Верховный Совет, кто отдавал приказы, кого видели у танков на Крас­нопресненском мосту?

Для действий в Москве со стороны Министерства оборо­ны выделены были следующие части: 218-й батальон спец­наза ВДВ без разведывательно-диверсионной роты, 119-й парашютно-десантный полк (около 600 человек), 27-я мо­тострелковая бригада, один батальон (около 300 человек), 2-я мотострелковая дивизия в составе усиленного полка (до 1400 человек) и 4-я танковая дивизия (в составе танкового и мотострелкового батальонов). Кроме этого, другие подраз­деления 2-й и 4-й дивизий находились в районах сосредото­чения в непосредственной близости от Москвы (до 3 тыс.). В позицию боеготовности были приведены части ВДВ в прилегающих к Москве регионах (Тула, Псков, Рязань, Ко­строма).

Практически с момента принятия решения на ввод войск, а это произошло в 18 часов 2 октября, когда Грачев отдал первые приказы о подготовке к «маршу в Москву», он вместе с генералами Кобецем и Волкогоновым, во взаимо­действии с министром МВД Ериным, активно разрабатывал план применения-войск против осажденного Парламентско­го дворца. В августе 1991 года Грачеву удалось при помощи разного рода ухищрений и ловкости сохранить репутацию честного генерала, да еще ложно выдать себя чуть ли не за «защитника» Белого дома. Но тогда (в 91-м) он так и не по­лучил «сверху» приказ штурмовать нас.

А ныне эти приказы «штурмовать», «расстрелять», «уничтожить» — отдавались всеми, кто был приближен к Ельцину, включая его самого, а также Черномырдиным, Бурбулисом, Гайдаром, Полтораниным, Коржаковым и про­чей шпаной, трясущейся от страха. Грачев охотно согласил­ся выполнить преступный приказ, как только увидел, что все генералы поддержали это решение вместе с Ельциным, Черномырдиным, Ериным и другими членами банды, в пол­ной мере заслужил репутацию «могильщика российского парламентаризма», предателя, изменившего своему воин­скому долгу...

...3 октября, после деблокады Белого дома прорвавши­мися демонстрантами и полной деморализации мятежных сил МВД, автобусы с людьми во главе с Руцким, следовало направить не в «Останкино», а на Кремль. Власть в столи­це в тот период фактически отсутствовала. Руцкой мог бы совершенно беспрепятственно войти в Кремль и занять президентские апартаменты. Тогда разрозненные подразде­ления дивизии им. Дзержинского беспорядочно отходили из района Белого дома, начался массовый переход на нашу сторону сотрудников райотделов милиции Москвы, подраз­делений Внутренних войск (ВВ) МВД и даже некоторых отрядов ОМОНа. Полной неожиданностью, вызвавшей растерянность Ерина, явился отказ Софринской бригады выполнить его, Ерина, приказ расстрелять демонстрантов. Так спонтанно, на 12-й день со времени начала конфликта, порожденного откровенной авантюрой Ельцина, возник­ла ситуация безвластия в Москве. В такой обстановке без особых сложностей можно было установить контроль над Минобороны, МВД и МГБ, быстро восстановить связь Бе­лого дома с внешним миром. И отмечу — все это было пре­дусмотрено в нашем «Плане»; все, кроме одного — безрас­судных действий и.о. президента и его гибельного похода на «Останкино»...

На совещании у Черномырдина вечером 3 октября было принято решение: в обход Министерства обороны обес­печить участие армейских подразделений в физической расправе над сопротивлением. Это «миссия» была возло­жена на генералов Волкогонова и Кобеца. При встречах с командирами подразделений дивизии, которой командо­вал генерал Маневич, оба они, лицемерно апеллировали к «гуманности» армии, ее спасительной роли. Описывались «злодеяния» коммуно-фашистов в здании Парламентского дворца. А сотни убитых у «Останкино» выдавались за жерт­вы «террористов» и «защитников» Белого дома. При пол­ной дезинформированности армейцев эта агитация, вместе с обещаниями благ и льгот, возымела свое действие. Они нашли группу танкистов, которые взялись расстреливать Парламентский дворец. Говорят, правда, что эти танкисты плохо кончили. А генерала Кобеца посадили в тюрьму за мошенничество. Это удивительный случай для коррумпи­рованного ельцинского недогосударства.

Мятежному Кремлю нужны были жертвы невинов­ных людей. Видимо, в этом контексте и следует рассматри­вать обращение Гайдара к москвичам с призывом собрать­ся у Моссовета — это было уже после расстрела войсками мирных манифестантов у «Останкино», вечером 3 октября, когда уже пролилась «большая кровь» демонстрантов-за­щитников Конституции.

Если проанализировать призыв Гайдара по существу, ясно, что он призывал безоружных гражданских лиц, яв­ляющихся политическими противниками конституциона­листов, подставить себя под реальную угрозу убийства, — как это уже произошло с манифестантами в «Останкино». Все это выглядело до такой степени похожим на заклание, что даже в истеричной атмосфере вечера 3 октября на­шлись люди, прямо призывавшие не слушать призывов Гайдара. В первую очередь это были «ВиДовцы» Любимов и Политковский. Тогда же, вечером 3-го, Петр Мамонов охарактеризовал призыв Гайдара как «провокационный» («Коммерсант-Day1і», 10.1993 г.). Не случайно позже все эти полулибералы, обеспокоенные излишне грубой, прямолинейно-гапоновской ролью, сыгранной Гайдаром, по­пробовали было «объяснить» его призыв к москвичам тем, что якобы «войска были ненадежны» и могли «не пойти на расстрел российского парламента». И поэтому москвичи, вышедшие под лозунгами «защиты Ельцина», должны были показать, за кого народ, и тем самым побудить армию рас­стрелять парламент. Объяснение столь же «изящное», как корявое бревно, но это уже не их вина — таков уж у них был интеллект, при том, что претензии на ученость и образован­ность носили безмерный характер.