Юрий Емельянов - Разгадка 1937 года

Сталин не ограничился провозглашением новой политической установки. Он обрушивался на руководящих работников, правда, не называя их поименно: «Можно ли сказать, что наши люди поняли и осознали полностью великое значение этого нового лозунга? Я этого не сказал бы. В противном случае мы не имели бы того безобразного отношения к людям, к кадрам, к работникам, которые наблюдаем нередко в нашей практике. Лозунг „кадры решают всё“ — требует, чтобы наши руководители проявляли самое заботливое отношение к нашим работникам, к „малым“ и „большим“, в какой бы области они ни работали, выращивали их заботливо, помогали им, когда они нуждаются в поддержке, поощряли их, когда они показывают первые успехи, выдвигали их вперёд и т. д. А между тем на деле мы имеем в целом ряде случаев факты бездушно-бюрократического и прямо безобразного отношения к работникам. Этим, собственно, и объясняется, что вместо того, чтобы изучать людей и только после изучения ставить их на посты, нередко швыряются людьми, как пешками. Ценить машины и рапортовать о том, сколько у нас имеется техники на заводах и фабриках, — научились. Но я не знаю ни одного случая, где бы с такой же охотой рапортовали о том, сколько людей мы вырастили за такой-то период и как мы помогли людям в том, чтобы они росли и закалялись в работе. Чем это объясняется? Объясняется это тем, что у нас не научились ещё ценить людей, ценить работников, ценить кадры».

Сталин не ограничился этими осуждениями, а сравнил анонимных руководящих работников с малограмотными крестьянами, с которыми ему довелось встретиться во время Туруханской ссылки. Он сказал: «Я вспоминаю случай в Сибири, где я был одно время в ссылке. Дело было весной, во время половодья. Человек тридцать ушло на реку ловить лес, унесенный разбушевавшейся громадной рекой. К вечеру вернулись они в деревню, но без одного товарища. На вопрос о том, где же тридцатый, они равнодушно ответили, что тридцатый „остался там“. На мой вопрос: „как же так, остался?“ они с тем же равнодушием ответили: „чегож там еще спрашивать, утонул, стало быть“. И тут же один из них стал торопиться куда-то, заявив, что „надо бы пойти кобылу напоить“. На мой упрек, что они скотину жалеют больше, чем людей, один из них ответил при общем одобрении остальных: „Чтож нам жалеть людей-то? Людей мы завсегда сделать можем. А вот кобылу… попробуй-ка сделать кобылу“».

Следует учесть, что Сталин был воспитанником кавказской культуры.

Среди его соплеменников было принято, что кончина близкого человека погружала его родных, а также значительный круг друзей, знакомых и даже далеких родственников в глубокую и долгую скорбь. Знаменательно, что непосредственной причиной исключения Сталина из семинарии была его задержка на похоронах одного своего родственника. Юный Джугашвили писал в объяснительной записке, что он был вынужден задержаться и просрочить разрешенный срок для возвращения в семинарию, потому что родные покойного упрашивали его остаться еще пару дней, а он не посмел отказать убитым горем людям.

Сталин сохранил такое отношение к смерти близких людей и в дальнейшем. Косвенным отражением этого отношения к смерти близких людей является немалое число некрологов, написанных им и посвященных памяти умерших товарищей по революционному делу. При Сталине кончины видных деятелей страны не только сопровождались торжественными траурными церемониями, но даже через несколько лет после смерти видного партийного деятеля отмечалась дата его ухода из жизни, а не дата его рождения. Поэтому очевидно, что безразличие к гибели соратника, товарища, родственника, соплеменника могло означать для Сталина крайнюю степень моральной деградации людей.

Сталин резюмировал эту историю словами: «Вот вам штрих, может быть малозначительный, но очень характерный. Мне кажется, что равнодушное отношение некоторых наших руководителей к людям, к кадрам и неумение ценить людей является пережитком того странного отношения людей к людям, которое сказалось в только что рассказанном эпизоде в далекой Сибири».

О повороте к «бережному отношению к людям» и стремлении Сталина и его сторонников в Политбюро сберегать кадры, остановив волну арестов, которую поднял Ягода, свидетельствовали строгие ограничения на аресты не только высших администраторов, но также «простых инженеров, агрономов, врачей» в соответствии с решением от 17 июня 1935 года.

Курс на «бережное отношение» к кадрам проявился в конце 1935 года и в прекращении чистки в партии. В декабре 1935 года на пленуме ЦК было объявлено: «считать чистку законченной и не проводить ее в тех областях, где она не проходила». С 1 февраля по 1 мая 1936 года происходил обмен партбилетов как для тех, кто прошел чистку, так и для тех, кто ее не прошел.

В то же время, придавая значение новым образованным кадрам, умеющим обращаться с современной техникой, Сталин стремился создать условия, благоприятствующие их выдвижению на ответственные должности. Этому должна была способствовать конституционная реформа, над которой продолжал работать Сталин.

О сталинской конституции ныне стараются забыть. Если же о ней упоминают, то изображают ее как «дымовую завесу», призванную скрыть якобы заранее готовившиеся массовые репрессии. Так, в своей книге о Сталине Э. Радзинский написал: «Перед самым Новым годом Сталин устроил для народа праздник: дал ему Конституцию, написанную бедным Бухариным». В этой короткой фразе содержится несколько фактических ошибок. Во-первых, Конституция была принята не «перед самым Новым годом», а 5 декабря 1936 года. Во-вторых, новую Конституцию не «дали» сверху. Ее принятию предшествовали многомесячные всенародные обсуждения проекта Конституции. В-третьих, Бухарин не был автором Конституции, а лишь возглавлял одну из подкомиссий по ее подготовке. Разработку отдельных разделов Основного закона СССР осуществляли 12 подкомиссий, а их предложения обобщала редакционная комиссия, состоявшая из 12 председателей подкомиссий. Руководил редакционной комиссией Сталин. Он же возглавлял комиссию по общим вопросам.

8 июля 1935 года было объявлено о первом заседании Конституционной комиссии. А затем началась долгая работа над составлением текстов новой Конституции и ее отдельных статей. В ходе работы шли постоянные дискуссии. В ноябре 1935 года стали поступать предложения от членов комиссии. Против разделения власти на две самостоятельные ветви выступил нарком юстиции РСФСР Н. В. Крыленко. Были и многие другие возражения. Так, по словам Жукова, «Бухарин… настойчиво требовал не предоставлять избирательные права всем без исключения гражданам, к чему призывал Молотов на VII Всесоюзном съезде Советов».