Ярослав Зуев - Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света

Если о монархиях такие нелестные отзывы, то как же быть с так называемыми демократическими формами правления? С ними, друзья, вообще беда, там и днем с огнем не разберешься, кто за кем стоит и кого вращает, как гуттаперчевого паяца в балагане. Помните, как в старой песне у Андрея Макаревича: «Кукол дергают за нитки, на лице у них улыбки». Понять невозможно, где засели главные режиссеры процесса и, уж тем более, что у них на уме. Да и вообще в человеческой истории хватает моментов, при внимательном разборе которых невольно вспоминаешь слова Михаила Булгакова, вложенные мастером в уста Воланда: «Виноват, но для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план, хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день».

Этой идеей я и вооружился, приступая к книге, поставив перед собой задачу проследить, а нет ли на страницах истории человечества неких реперных точек, где особенно заметны следы коррекции, вследствие которой исторический процесс каждый раз сворачивал в определенное русло, куда, по идее, мог и не сворачивать, если б его слегка не подтолкнули. Работая над рукописью «Матрицы катастроф», я умышленно держался как можно дальше от оккультной составляющей бытия. Не беспокоил ни пророков (по словам Гете, видевших отбрасываемые назад тени Будущего), ни политиков, порой казавшихся одержимыми по целому ряду признаков, перечисленных «Молотом ведьм», [25] «Молот ведьм» — самый известный трактат по демонологии, написанный двумя германскими инквизиторами Генрихом Крамером и Якобом Шпренгером и опубликованный в 1486 г. Эта книга — инструкция по распознаванию ведьм, выдержавшая множество переизданий, стала наиболее популярным руководством в последовавшей вскоре «Охоте на ведьм» конца XV столетия. а лишь хотел показать, что история, делавшаяся нашими, человеческими руками, порой представляется противоестественно натянутой. Вот, вроде, и не должно было так случиться, но случилось, поскольку всегда находился какой-нибудь полоумный фанатик (вроде Джона Бута, Мордехая Богрова или Гаврилы Принципа), [26] Джон Уилкс Бут (1838–1865) — американский актер, убийца Авраама Линкольна. Смертельно ранив президента США во время театрального спектакля в Вашингтоне 14 апреля 1865 г., убит полицейскими 26 апреля 1865 г.; Дмитрий Богров (1887–1911) — сын богатого киевского адвоката, юрист по образованию, левый радикал и секретный агент охранки, смертельно ранивший 1 сентября 1911 г. в киевском оперном театре российского премьера П. А. Столыпина. Схвачен и казнен спустя десять дней; Гаврило Принцип (1894–1918) — боснийский террорист из тайной организации «Молодая Босния», застреливший 28 июня 1914 австрийского престолонаследника Франца-Фердинанда и его жену в Сараево. Умер в тюрьме от туберкулеза. откуда-то знавший, когда спустить крючок всего одного поганого револьвера, чтобы эхом загремела многолетняя артиллерийская канонада. Или какой-нибудь прожженный делец, вроде того же Бернарда Баруха, с планом, расписанным буквально по буквам лет на сто вперед и возможностью нашептывать его доброму десятку американских президентов. [27] Бернард Маннес Барух (1870–1965) — американский финансист, биржевой спекулянт и государственный деятель. Состоял советником при целой плеяде президентов США от Вудро Вильсона до Дуайта Эйзенхауэра включительно. Ну, или какой-нибудь непримечательный политик вроде Виктора Андреевича Ющенко, способный, вопреки всякой логике и нужде, так рассорить два народа с одними корнями и историей, что и не повторишь, если даже захочешь. Не знаю, стоило ли мне об этом упоминать, но раз выскочило… В юности я перечитал множество книг уфологической и эзотерической направленности, были среди них и «Бермудский треугольник» Берлица, и «Жизнь после смерти» Моуди, [28] Раймонд Моуди (р. 1944) — американский психолог, автор нашумевшей книги «Жизнь после смерти», 1975. помню, в семидесятых они ходили по рукам, отпечатанные на машинке через копирку. А вот с трудами по геополитике сталкиваться не приходилось. Виктор Андреевич принудил меня восполнить этот досадный пробел. Четыре года назад, во время Оранжевой революции, я отдал ему свой голос, не слишком-то много, но все равно чувствую себя в долгу. Он тогда такие замечательные слова говорил, про островок благополучия, на котором ему не сидится, когда вокруг океаны слез. Поговаривали, будто у него заокеанские суфлеры, но я не верил, пока он не очутился у руля, чтобы мы получили возможность судить о нем по его делам. А заодно на собственном опыте убедиться в мудрости еще одного изречения из Библии, предостерегающего от волков в овечьих шкурах.

Впрочем, по ходу того, как работа продвигалась, мне на ум пришло еще одно соображение, спасибо мировому финансовому кризису, из хронической формы перетекшему в умеренно острую, навел на мысль. И я подумал, здесь должно быть что-то еще помимо упомянутых выше реперных точек. Что-то вроде воображаемых берегов, определяющих ход всего процесса и вектор движения в автономном режиме. Иначе больно хлопотно, согласитесь, содержать целую армию наблюдателей, вычислителей, техников и прочего подневольного люда из «Вечности» Айзека Азимова, чтобы ежеминутно отслеживали ход истории, внося в него необходимые Изменения путем Минимально Необходимых Воздействий. Нет, сказал я себе, здесь требуется нечто другое. Нечто, способное превратить послепотопное человечество (что Потоп был, мы уговорились допустить в первой книге) в подобие обитателей знаменитой фермы Джорджа Оруэлла. Только в неизмеримо большем масштабе и с уклоном в экономическое стяжательство, а тоталитаризм, столь красочно описанный в «Скотном дворе», приложится сам. И тут до меня дошло, ба, да это же ссудный процент, называемый специалистами «объективной экономической категорией, представляющей собой своеобразную цену ссуженной во временное пользование стоимости», чье «возникновение обусловлено наличием товарно-денежных отношений, определяющихся отношениями собственности» . [29] Пашковский В. Деньги, кредит, банки. Могущественный инструмент, механизм и стимул, толкающий цивилизацию к новым высотам, поскольку без него рыночным отношениям — труба, а следовательно, и нам с вами. Отчего так, рассмотрим ниже, здесь лишь отмечу, взяв на карандаш ссудный процент, я больше о нем не забывал.

Конечно, по ходу повествования у меня не было возможности отследить весь исторический процесс, поэтому пришлось ограничиться фрагментом. Впрочем, и так станет ясно, что к чему. Первоначально я собирался начать свой рассказ с далекой эпохи легендарной египетской царицы Хатшепсут, [30] Мааткара Хатшепсут (1490–1468 до н. э.) — женщина-фараон Нового царства Древнего Египта из XVIII династии. Закончила восстановление Египта после нашествия гиксосов. Является первой известной женщиной в мировой истории, а также, наряду с Тутмосом III, Рамсесом II и Эхнатоном, одним из самых прославленных египетских правителей. подобравшей на берегу Нила корзинку с младенцем Моисеем. Затем, крепко взвесив все «за» и «против», решил воздержаться от столь далекого экскурса в историю. Выбрал рубеж поближе, а к Моисею, «неопалимой купине» и «десяти казням египетским» обещаю вернуться позже, в следующей книге цикла.