Олег Лазарев - «Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2

Леонид Семенович Поляков, подполковник, был лет на десять старше меня. Был очень говорлив, что сразу выдавало бывшего политработника. Всегда он все знал, всегда умел поговорить с людьми. При этом говорил больше сам, нежели слушал других. Терпеть не мог критики в свой адрес, зато любил покритиковать других, а иногда и принародно поругать. Умение говорить и смазливая внешность привлекали к нему женщин. Обладая такими данными, он считал себя покорителем дамских сердец, чем нередко бравировал перед сослуживцами.

На войне он себя не очень показал. За время пребывания на фронте был награжден только орденом Красной Звезды, хотя воевал с 1942 года. Для летчика-штурмовика это очень мало. Меня он встретил хорошо. При первой же встрече сказал: «Ты знаешь, я летун хреновый и летаю мало, давай распределим обязанности: я буду заниматься бумагами, а ты больше полетами. Думаю, что ты не будешь против. А потом со временем поднатаскаешься в работе с бумагами». Его предложение мне понравилось. Оно было логичным.

Однако вскоре получилось так, что и то и другое пришлось делать мне. Он быстро приспособился и старался увильнуть от работы. Каждый раз, своевременно приходя на службу, делал вид, что что-то делает. На самом же деле создавал только видимость. Ни одного дня не проходило, чтобы я не видел его в каком-нибудь кабинете играющим в шахматы или травившим с кем-нибудь байки. Поняв это, я перестал обращать на него внимание и стал выполнять свои обязанности так, чтобы не было стыдно перед Филипповым и остальными работниками штаба дивизии. Пользуясь служебным положением, я стал летать столько, сколько хотел.

Во второй половине августа произошла катастрофа транспортного самолета типа «Дуглас» в районе Читы. На нем в Москву летела китайская делегация. Самолет задел за сопку, и все пассажиры погибли. Сталина это привело в бешенство. Под горячую руку был снят с должности Главком ВВС Главный маршал авиации Вершинин. Сместили и начальника Главного штаба ВВС. Вместо снятых были назначены Жигарев и Руденко. Новое руководство решило провести профилактические мероприятия в масштабе всех ВВС. Начали оно с того, что стали проводить разборы по ВВС военных округов своих летных происшествий и предпосылок к ним.

На совещании ВВС Московского округа, проводившемся с руководящим составом соединений и частей, присутствовал и я. Проходило оно в штабе ВВС МВО в довоенном здании аэровокзала. Нам было известно, что совещание будет проводить сам В. Сталин. Из окна большого зала на втором этаже, где оно должно было проходить, мы увидели, как к центральному входу подъехало несколько высококлассных импортных легковых машин. На них приехали Главком, командующий ВВС и сопровождающие их лица. Пронеслась команда: занять места в креслах. Из коридорных дверей показался Сталин, за ним Жигарев, Руденко и еще несколько генералов, которых я не знал.

Начальник штаба ВВС МВО генерал Простосердов, к нашему удивлению, стал рапортовать не Главкому, как это положено, а Сталину, что вызвало в зале небольшой шумок. Совещание Сталин начал без обычного в подобных случаях разрешения вышестоящего начальника начать работу, на что все присутствующие в зале так же обратили внимание. Видимо, такого элементарного, не писаного, но обычно соблюдаемого воспитанными культурными людьми порядка он просто не знал. Вместо этого он запросто, по-мужски, как будто среди друзей, стал вести беседу с людьми.

В выступлении командующий часто упоминал имя отца, называя его «товарищ Сталин». Все выступавшие говорили примерно одно и то же, не делая никаких конкретных предложений. Слушать их было уже неинтересно. Кое-кто начал подремывать. Некоторое оживление внес его заместитель генерал Редькин. Он в красках рассказал, как несколько дней назад поломал на взлете Як-11 под боком у командующего. Произошло это здесь, на центральном аэродроме. «Самолет только подпрыгнул, а я подумал, что он уже оторвался, и тут же убрал шасси. Машина просела, зацепилась винтом за бетонку и легла на фюзеляж. Поломка произошла по моей вине. Я проявил недисциплинированность. Ведь хорошо знал, на какой высоте надо убирать шасси, а тут поторопился. Иной раз и летчики ломают машины. С этим надо кончать», – самокритично распинался Редькин. Его монолог вызвал улыбки в зале, в том числе и у сидевших в президиуме генералов. Для разрядки Сталин приказал показать нам кинофильм, в котором был снят пилотаж на реактивных машинах во время воздушного праздника в Тушине.

Когда он увидел перевернутый полет старшего лейтенанта Фокина, то невольно выкрикнул: «Фокин, видишь свой левый крен?» Фокин молчал. Не услышав ответа, командующий повторно его окликнул, но тот опять не отозвался. «Луцкий! Фокин здесь?» – «Здесь, товарищ командующий». После ответа командира дивизии раздался немного хрипловатый голос Фокина: «Я здесь, товарищ командующий». «Что молчишь, боишься, ругать буду?» – «Нет, товарищ командующий, просто у меня голос тихий», – оправдывался летчик. «Видишь свой левый крен? Я ведь тебе говорил о нем, а ты утверждал, что идешь без крена». Для большей убедительности командующий приказал остановить кадр. Сколько мы ни всматривались, никакого крена не увидели, да и не могли видеть его. Попробуй его заметить на фоне неба вне видимости горизонта. К тому же eщe не ясно, есть ли крен у самой кинокамеры. Сделал он это, как нам показалось, не столько для дела, сколько для того, чтобы показать всем, вот, мол, кaкoй я наблюдательный, все вижу. Даже такие почти незаметные тонкости вроде этого кренчика. Потом нам показали еще несколько короткометражных фильмов, не имевших никакого отношения к делу.

На этом совещание закончилось. Не было подведения итогов, не приняли никаких решений. Мне показалось, что это мероприятие проводилось больше для вида, чтобы поставить галочку в отчетах. Нам, летчикам, оно ничего не дало. Некоторое недоумение вызвало у нас поведение находившихся на совещании Главкома и начальника штаба ВВС, которые за все время не проронили ни слова. Складывалось впечатление, будто они не являются старшими начальниками для Сталина. На совещании, за исключением одного командира звена, выступали в основном командиры дивизий и полков, да и то только истребительных. Командующий отдавал им предпочтение, так как сам был истребителем. Остальную авиацию он считал второстепенной.

Толково выступил только Долгушин. Никаких изменений в организации и проведении полетов у нас не произошло. Все продолжало оставаться по-старому. Единственное, о чем стали поговаривать, так это о разделении летчиков на классы. Этого хотели все. Классификация интересовала как рядовых летчиков, стремившихся иметь более высокий класс, так и командиров, которые хотели бы иметь больше классных летчиков в своих подразделениях. До нас доходили лишь предположения, но давно известно, что часто новое начинается обычно со слухов. В верхах, по всей видимости, какая-то paботa в этому направлении велась.