Олег Лазарев - «Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2

Вместо ушедшего вследствие болезни ног Хромова на его место прибыл любимец командира корпуса Горлаченко начальник воздушно-стрелковой службы корпуса гв. майор И.И. Пстыго. До прихода в полк мы знали его мало. Первый раз он появился в полку на Мясновском аэродроме в Туле. Своей эрудицией Иван Иванович произвел на нас хорошее впечатление. Было видно, что он обладает боевым опытом. Чувствовалось его умение логически мыслить, что было видно при анализе и решении им различных вопросов, связанных с боевым использованием самолета Ил-2, тактических приемов атак различных целей, противозенитного маневра и обороны от истребителей противника. В нашем полку он бывал нечасто.

Последний раз – в августе в Жудри. Там он с одним незнакомым нам летчиком проводил отстрел только что прибывших в корпус новых противотанковых пушек НС-37. Пстыго интересовало, насколько они эффективны в борьбе с танками, пробивают ли их броню. Мишенью им служили подорвавшиеся на немецких минах Т-34 – те самые, о которых я уже рассказывал. По прибытии в полк новый командир вкратце ознакомил нас со своей биографией, затронул вопросы, связанные со службой в армии и, конечно, боевой работой. Мы узнали, что ему 25 лет. Воюет с первого дня. Летал на ближнем бомбардировщике Су-2. Над Бессарабией был сбит. Затем переучился на Ил-2. Участвовал в боях под Сталинградом в дивизии, которой командовал Горлаченко – наш нынешний командир корпуса.

За успешные боевые действия эта дивизия была преобразована в 1-ю гвардейскую Сталинградскую штурмовую. К моменту прихода в наш полк он уже имел два ордена Красного Знамени и орден Отечественной войны 1-й степени. Рассказывая о своей боевой работе, новый командир приводил множество примеров, которые мы с интересом слушали и старались запомнить как можно больше полезного и поучительного для себя. Хромов так говорить не мог, да и боевого опыта у него было меньше. Все это произвело на нас хорошее впечатление, и не было сомнения, что новый командир будет не хуже Хромова. Вступив в командование, Пстыго энергично, со старанием, взялся за работу. Он сразу поставил себя в соответствии с занимаемой должностью. По его уверенным действиям у всех создалось впечатление, что боевая работа в полку будет вестись успешно.

Правда, не всем летчикам понравился его упрек, что все мы молодые зеленые вояки. Конечно, среди нас были такие, но не все. Про себя скажу прямо: да, я был молодым, но говорить, что зеленый, не стал бы. К моменту его появления мне уже пришлось многое испытать и даже оказаться в штопорном положении над самой землей. Я уже хорошо знал, что такое зенитки и истребители противника и что такое выкупаться в бензине. Не помню за что, но на первом же разборе полетов он меня здорово отругал. Мне показалось, что ему просто не понравилась моя внешность. После этого я старался держаться от него подальше и как можно меньше показываться на глаза. Но вскоре его отношение ко мне изменилось. Это случилось после того, как кто-то из руководящего состава полка, кажется замполит Лагутин, рассказал ему, как я летаю и воюю, в каких переплетах побывал и на каких машинах возвращался с заданий.

В полку был свеж в памяти мой вылет 17 декабря 1943 года. Он являлся одним из тех, которые запоминаются на всю жизнь. Погода в этот день была нелетная. Стояла очень сильная дымка, фактически слабый туман. Шел легкий снежок. Высота плотной темной облачности была не более 70–90 метров. Нашей эскадрилье поставили задачу: в составе звена из четырех самолетов нанести бомбоштурмовой удар по артиллерийским и минометным батареям противника в 18 километрах южнее Невеля. Это примерно там же, где в начале ноября моя машина была подбита истребителем. Группу повел Сеничкин. Ведомым у него шел Вася Ершов. Во второй паре – Толя Привезенцев и я. Взлетали попарно.

В этом вылете нам не везло с самого взлета. После отрыва, в момент начала набора высоты, увидел, как у моего ведущего Привезенцева из люков посыпались бомбы. Понимая, чем это для нас может кончиться, я тут же, не мешкая, с большим креном отвалил в сторону, несмотря на то что самолет еще не набрал достаточной скорости для выполнения маневра. Через какие-то секунды Федя сообщил: «Привезенцев упал на границе аэродрома». Делаю доворот в сторону впереди идущей пары, но из-за очень сильной дымки не вижу ее. И если бы не ракеты, которые пускали воздушные стрелки Сеничкина и Ершова, я вряд ли сумел бы найти их и пристроиться к ним.

На задание мы пошли над самыми макушками деревьев. Плохая видимость не позволяла подняться выше. Вскоре погода стала резко улучшаться. В облаках появились разрывы, и вскоре показалось ясное небо с отличной горизонтальной видимостью. Слева светило солнце, а немного правее по курсу – в полном диске луна. Такого ясного неба не было с самого «бабьего лета», но отличной видимости ни я, ни Сеничкин с Ершовым не радовались, поскольку в любой момент могли появиться истребители противника. Наших же соколов в воздухе не было.

Из-за плохой погоды они сидели на земле. В этот день погода благоприятствовала авиации противника, и он наверняка этим воспользуется. В таких условиях наша безопасность на 90 % зависела от правильных действий ведущего группы Сеничкина. И он тут же допускает грубую тактическую ошибку. Вместо того чтобы продолжать полет на бреющем, не позволяющий на фоне сильно пересеченной лесистой местности обнаружить нас истребителям, он перешел в резкий набор высоты, не подумав при этом, что бомбы у нас со взрывателями, установленными для бомбометания с малых высот.

В результате мы на малой скорости буквально зависли перед линией фронта. Когда до нее осталось около трех километров, зенитки открыли по нам огонь. Еще над своей территорией я ощутил сильнейший удар в правую плоскость. Машину резко накренило. Глянул на нее и увидел на стыке центроплана с плоскостью пробоину размером не меньше квадратного метра. Через образовавшуюся дыру свободно просматривается земля и хорошо видно, как болтается сорванная с замков ферма шасси. Колеса на ней не видно – его сорвало взрывом. Причиненные повреждения заметно повлияли на аэродинамические характеристики крыла и машины в целом.

В результате скорость у самолета заметно упала, и я начал отставать от группы. Выжал из мотора все, что можно, но догнать ее не мог. Сеничкин шел на полном газу. Видимо, стремился скорее выйти на цель, отработать по ней и быстрее унести ноги. И тут появились те, кого нам меньше всего хотелось встретить. На встречном курсе под нами проскакивает четверка Ме-109. Проходят секунды. Вслед за ними в том же направлении и на той же высоте проносится восьмерка ФВ-190, за ней вторая. На восток лететь некуда – там плохая погода. Сейчас они сделают разворот и пойдут в атаку. Двадцать истребителей против троих. Что от нас останется? Как говорится, пух и перья. И первой жертвой буду я. Плетусь метрах в трехстах от пары Сеничкина.