Олег Лазарев - «Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2

Слышу, как заработал Федин пулемет. Значит, истребители где-то рядом. Стараюсь не мешать Федору. Жду появления трасс «эрликонов». Вижу, как Сеничкин с Ершовым вводят машины в пикирование и бросают бомбы. Атакую цель и я. В это время ведущая пара уже выходит с разворотом из пике. Зная, что у меня бомбы со взрывателями замедленного действия, решил пикировать на цель почти до самой земли, но тут увидел, что Сеничкин быстро уходит. Боясь отстать от них, принимаю другое решение. После сброса бомб пускаю РСы и тут же открываю огонь из пушек и пулеметов. Во время пикирования замечаю, как откуда-то из-под меня выскочили две пары «фоккеров» и понеслись в сторону Сеничкина. На выводе из пикирования начинаю доворачивать машину в их сторону, пытаясь прикрыть его и Ершова от «фоккеров».

В этот момент слышу резкий удар по броне и тут же чувствую левой ногой леденящую струю бензина. Его капли мгновенно распространяются по всей кабине. Бензин попадает в глаза. От резкой нестерпимой боли машинально прикрываю их. В таких случаях пользуются летными очками, но у меня их нет. У старых разбилось стекло, а новых на складе нет. С секунды на секунду жду пожара. Для возгорания бензина достаточно малейшей искры. В любой момент газы из выхлопных патрубков мотора могут при открытом фонаре влететь в кабину.

Бензин дает о себе знать всему телу, особенно левой ноге. Она буквально стынет и немеет от холода. Ощущение примерно такое, какое испытывает человек, окунувший в жаркий летний день руку или ногу в холодный родник. Пока самолет не вспыхнул, надо немедленно прыгать, иначе будет поздно – сгорим. Ведь все насквозь пропиталось бензином. Тут я вспомнил, что еще не полностью вывел самолет из пикирования. Но прежде чем потянуть ручку на себя, решил попытаться открыть глаза и посмотреть, сколько осталось до земли.

Вижу, что самолет уже вышел из пикирования. Высота – 30–40 метров. Бросаю взгляд влево и сам себе не верю: крыло в крыло, чуть не касаясь моей машины, словно прилипший, летит Ме-109 серого цвета. Немецкий летчик, показавшийся мне рыжим, увидев, что я повернул голову в его сторону, поднял руку вверх, показал один палец, а затем этой же рукой сделал жест, будто затягивает петлю. Я понял, что сейчас он меня добьет. В ответ махнул рукой, дескать, добивай, все равно один конец, сопротивляться не могу. Не знаю, понял ли он мой жест, но, конечно, видел его. А что означал его поднятый вверх палец, я понял только, когда оказался дома единственным из группы.

Все происходившее казалось мне неестественным. «Уж не сон ли это?» – мелькнуло в голове. Как известно, Буратино из книжки «Золотой ключик», попадая в различные переплеты и желая убедиться – жив он или нет, дергал себя за нос. То же самое сделал и я, убедившись, что это не сон. Мой самолет уже брил над самыми макушками деревьев. Тут я увидел, что приближаюсь к той самой просеке, которая однажды уже спасла меня. Очень плавно, чтобы не вылетали искры из патрубков мотора, стал прибирать газ. Ме-109, видя, что я продолжаю снижаться, резко отвалил с набором высоты влево. Я сразу же его потерял, да в тот момент он меня и не особо интересовал: больше думал о том, где буду падать.

Зная об утечке топлива, жду остановки мотора, но он пока работает. Может, в баках еще осталось немного топлива? Бросаю взгляд на топливомер. Однако ни его, ни других приборов не вижу. Приборная доска, как и все остальное в кабине, покрылась инеем, образовавшимся при испарении распыленного по кабине бензина и частиц воды. Налет смахнул рукой. Стрелка нижнего топливного бака находится около цифры 300. Порядок! Трех сотен литров вполне хватит, чтобы долететь до дома. Только бы машина не загорелась.

Спрашиваю Федю: «Чего молчишь? Где «мессер», где остальные истребители?» – «Никого не вижу и не знаю, куда все делись. Сильно лил бензин. Не мог смотреть. Спрятал голову в воротник комбинезона». Слышимость по СПУ была намного лучше и чище, чем обычно. Видно, бензин хорошо промыл все оборудование. Над самой землей пересекаю линию фронта и снова попадаю в муру. Погода здесь стоит прежняя, и это меня успокаивает. Истребители противника уже вряд ли встретятся. На подходе к аэродрому действие бензина стало ощущаться еще сильнее. Левая нога совсем закоченела, тело стало неприятно зудеть. Больше всего напоминали о себе шея и пах. Сеничкина и Ершова я больше не видел. Несмотря на отсутствие одного колеса, приземлился я удачно.

Касание было настолько мягким, что я даже не погнул винт, что в подобных обстоятельствах бывало редко. Подъехала «полуторка». Из нее вышли Хромов и Лагутин с Перепелицей. Не подходя к кабине, они вместе с любопытным шофером стали ходить вокруг самолета и осматривать повреждения. Вскоре послышались их удивленные восклицания. Выбираюсь из кабины и, перебираясь по центроплану, вижу, как из-под унтов потекли струйки бензина. Стекая на землю, они окрашивали снег в красный цвет. «Это что? Бензин, что ли?» – «Так точно, товарищ командир», – ответил я. «Откуда он взялся?» – «Из переднего топливного бака. Он навылет пробит эрликоновским снарядом». – «Посмотрите, как его разворотило. Да! Это страшно!» – воскликнул он. «Я вижу ты и сам весь в бензине. Смотрите, не курите около него», – предупредил он всех. От действия бензина окраска фюзеляжа сильно побелела.

Тут Хромов спросил меня: «А Сеничкин-то где? И Ершова нет». Я вкратце рассказал ему обо всем и добавил: «Если через двадцать минут не придут, то, скорее всего, их сбили». Видя, что я мучаюсь от зуда, Хромов тут же посадил меня в «полуторку» и отвез в санчасть. Пока меня, раздетого догола, мыли девушки, Хромов и Лагутин подробно расспрашивали о полете. Несколько раз они возвращались к вопросу, где может быть Сеничкин. Зная о его слабости в самолетовождении, они, как мне показалось, думали, что он и на сей раз дал «блуда» и, возможно, сел на каком-нибудь аэродроме или, как часто с ним бывало, в поле. Опрашивали они и Федю, но уже без меня. Вечером от наземных войск пришло сообщение о гибели двух экипажей. Кто-то из этой пары завалил одного «стервятника», но и оба наших штурмовика были сбиты. Спастись никому не удалось. Случилось то, что я предполагал.

Не зря летчик с Ме-109 показывал мне один палец, давая понять, что я остался один, но доконать меня не сумел. Вот какой вылет был у меня накануне прихода Пстыго в полк. Поэтому слышать его слова о том, что мы еще зеленые летчики, мне было обидно и неприятно. Погибших было жаль. Особенно близок мне был Вася Ершов, мой старый друг. Родом он из подмосковного Крюкова. Мы были с ним в одной школьной группе еще в Олсуфьеве, потом в Балашове, да и здесь попали в одну эскадрилью. Мне нравился его прямой характер, честность, исполнительность. Таких друзей у меня больше не было, нет и до сего времени. Сейчас, когда я в День Победы прихожу к Вечному огню почтить память погибших, вспоминаю его одним из первых.