Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

«Циркулярные письма» оказались достаточно демократическим способом общения и обсуждения вырабатываемой общей политической линии. Ссылка уравняла в правах всех. Теперь среди участников дискуссий не было ни членов Политбюро, ни членов ЦК, ни даже членов ВКП(б). Ссыльный Троцкий рассылал своим сторонникам циркулярные письма, излагая в них свои выводы и оценки. Другие ссыльные, как бывшие руководители, так и бывшие рядовые члены оппозиции, делились с бывшим вождем Октябрьской революции и вторым человеком в государстве анализом конкретных событий и ситуаций, в центре которых они оказывались, а в некоторых случаях вносили предложения по коренным вопросам. Троцкий всегда воспринимал эти предложения и советы формально вежливо, но крайне сдержанно и считался с ними лишь в редких случаях. Тем не менее у всех создавалось впечатление, что точка зрения любого ссыльного Троцкому важна и интересна.

Информация о текущих событиях в СССР и за рубежом к оппозиционерам поступала только из советской прессы, причем вначале Троцкий получал лишь «Правду» и «Экономическую жизнь», а также местную, не выходившую ежедневно «Джетысуйскую искру». Почта поступала с большим опозданием. Троцкому пришлось письменно пожаловаться местным властям, которые заверили его, как и полагалось бюрократам, что почтовые неурядицы будут изжиты и что корреспонденция станет поступать регулярно. Иностранные газеты в Алма-Ату не доходили, и Троцкий просто изнывал, не получая западную прессу. Он писал в феврале, что надеется со временем наладить получение по крайней мере важнейших мировых газет, хотя бы с запозданием на месяц [780]. Это ему действительно удалось. Помощь оказали владевшие иностранными языками Раковский и Андрейчин. Последний, сам находясь в ссылке, установил с Троцким контакт и предложил ему разнообразные услуги, поскольку свободно владел английским языком и сохранил обрывочные связи с деятелями американского рабочего движения, в котором участвовал ранее. Андрейчин посылал Троцкому материалы из печати Соединенных Штатов, делился своими соображениями о политическом положении и предполагаемых перспективах хозяйственного и политического развития США [781].

Однако главным корреспондентом на протяжении почти всего 1928 г. был старый и верный друг Раковский, находившийся в ссылке в Астрахани и писавший обширные и интересные письма [782]. Раковский прибыл в Астрахань, по всей видимости, 20 января. Он был отправлен в ссылку «дня через три» после Троцкого. Троцкий, со своей стороны, известил Раковского о приезде в Алма-Ату письмом. Ответную телеграмму Раковского он получил 4 февраля: «Крайне обрадовался, здоров, работаю, обнимаю всех» [783]. После этого между ними началась весьма примечательная переписка, в которой участвовали и члены семей: Наталья Ивановна и Лев Седов, с одной стороны, супруга Раковского — с другой. Часто обменивались телеграммами [784].

Хотя с Троцким Раковский переписывался регулярно в течение всего времени пребывания в Астрахани, это не была переписка в полном смысле слова, ибо Троцкий, как правило, отвечал не самому Раковскому, а группе своих единомышленников, в том числе и ему. Иначе говоря, письма Троцкого были почти полностью политическими, личные моменты в них встречались крайне редко. Первое письмо Раковского Троцкому было послано 17 февраля из Астрахани. В нем говорилось, что в этом городе он находится уже около месяца. В письме рассказывалось, как вначале Раковский поселился в коммунальной гостинице, но нашел комнату с пансионом, куда на днях должен был перебраться. Позже он опять поселился в гостинице. В небольшой комнатушке, где за ширмой стояли кровать и умывальник, основное место занимали лежавшие один на другом чемоданы с политическими и дипломатическими документами, которые Раковскому каким-то образом удалось привезти в Астрахань. В городе была неплохая, по мнению Христиана Георгиевича, библиотека, но почти полностью отсутствовали книги по общественным дисциплинам. Внезапно вырванный из привычной социально-политической среды, Раковский крайне тяжело ощущал хотя бы то, что он не получал ни одного журнала. Но какие-то книги взять с собой удалось. Он усиленно занимался изучением трудов Анри Сен-Симона [785]и его ученика Бартелеми Анфантена [786]. Ссыльный перечитывал Маркса и Энгельса. Только теперь он смог внимательно прочитать «Политическую историю Французской революции» выдающегося историка Альфонса Олара, подаренную ему автором во время одной из встреч в Париже.

Раковский поделился с Троцким, что в ссылке начал писать мемуары. В написанных фрагментах он вспоминал свои первые шаги в социалистическом движении Болгарии, России и западноевропейских стран, рассказывал о контактах с Плехановым, Люксембург, Жоресом, Благоевым, Лениным и самим Троцким. К тому, что отложилось в памяти, он обращался не впервые — фрагменты воспоминаний о контактах с выдающимися деятелями социалистического движения и с матросами мятежного броненосца «Потемкин» появлялись в печати раньше. Но теперь создавался крупный цельный мемуарный труд. Много внимания уделялось в нем социалистическому движению в Болгарии и Румынии, работе по руководству правительством Советской Украины.

Фрагмент письма от 25 марта 1928 г., посвященный интенсивной работе над воспоминаниями, свидетельствует, между прочим, о начитанности обоих политиков. Раковский писал Троцкому, как, перечитывая свою рукопись, он внезапно понял, что она напоминает замечание Лежнева о Ласунской: «О каком бы лице ни заговорила Дарья Михайловна, на первом плане все-таки она». Раковский не должен был уточнять Троцкому, что речь идет о персонажах романа И. С. Тургенева «Рудин». К мемуарам Раковского Троцкий отнесся очень серьезно: «Кто хоть немного знает жизнь Раковского, легко представит себе, какой огромный интерес представляют его мемуары» [787], — писал Троцкий. Но это все, что мы знаем о воспоминаниях бывшего главы правительства Украины. Дальнейшая судьба рукописи неизвестна. По всей видимости, она была конфискована сотрудниками НКВД при последующем аресте Раковского и затем уничтожена как «утратившая оперативную ценность». Во всяком случае, работники Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации утверждали в беседах с авторами этой книги, что в фондах названного архива рукописи Раковского нет и что она была сожжена. Проверить это утверждение не представляется возможным, так как для исследователей архивы ФСБ России продолжают оставаться под почти полным запретом, и даже в тех очень немногих случаях, когда научным работникам, подобно авторам этой книги, удается получить разрешение на просмотр отдельных дел, их выдают по усмотрению бюрократов из архива ФСБ, не разрешая при этом пользоваться необходимыми архивными путеводителями и описями.