Гай Плиний - Письма Плиния Младшего, Панегирик императору Траяну

(8) Теперь, сознавая свою вину, он в перепуге хватает Цецилия Целера, сразу за ним Фабия Юста9 и просит их помирить меня с ним. Мало того: приходит к Спуринне 10 и униженнейшим образом (как всегда, когда он боится) молит его: "Молю тебя, пойди утром к Плинию, только совсем утром (я не в силах больше терпеть это беспокойство); каким угодно способом добейся, чтобы он на меня не сердился". (9) Я уже не спал; от Спуринны посол: "Я иду к тебе" - "ни в коем случае: я к тебе". Мы направились друг к другу и сошлись в портике Ливии 11, Спуринна излагает поручение Регула, добавив свою просьбу - скупо, как и полагается просить достойному человеку за негодяя. (10) "Смотри сам, чтo, по-твоему, ответить Регулу. Мне не пристало обманывать тебя: я жду Маврика12 (он еще не вернулся из ссылки) и не могу тебе ответить ни "да" ни "нет"; я буду поступать, как он решит: он тут глава, мне подобает идти за ним следом".

(11) Несколько дней спустя Регул встретился со мной в тот день, когда мы поздравляли претора13; занятый старым, он отводит меня в сторону и говорит: он боится, что у меня глубоко в душе засели слова, сказанные им однажды на суде центумвиров, когда он отвечал мне и Сатрию Руфу14: "Сатрий Руф, который не состязается с Цицероном и доволен современным красноречием". (12) Я ответил, что сейчас, после его признания, я понимаю его колкость, но ведь слова эти можно истолковать и в почетном смысле. "Да, - говорю я, - я состязаюсь с Цицероном, я недоволен современным красноречием и считаю крайней глупостью выбирать для подражания не самое лучшее. А раз ты помнишь этот случай в суде, почему же ты забыл о другом, когда ты меня допрашивал, чтo я думаю о лояльности Меттия Модеста?" Он заметно побледнел, - хотя и вообще бледен,- и, запинаясь, пробормотал: "Я спрашивал во вред не тебе, а Модесту". Какая жестокость в человеке! Он не скрывает своего желания навредить сосланному. (14) И вот замечательная для того причина: "Он ведь написал в одном письме, читанном у Домициана: "Царек, негоднейший из всех двуногих", - сущую правду написал Модест 15.

(15) На этом кончилась наша беседа; я не захотел ее продолжать, чтобы ничем не связать себя до приезда Маврика. Я прекрасно понимаю, что Регул ????????????? 3*[3* которого трудно уловить.]: он богат, влиятелен, многие за ним ухаживают, еще больше тех, кто его боится: страх обычно сильнее любви. Может, однако, случиться, что все это пошатнется и рухнет: преданность негодяев так же ненадежна, как они сами. (16) Повторяю опять, я жду Маврика. Он человек основательный, разумный, многими испытаниями многому наученный, способный по прошлому предвидеть будущее. По его указанию я или что-то попытаюсь сделать, или буду сидеть смирно. (17) Я написал тебе об этом потому, что по нашей взаимной любви надлежит тебе знать не только о том, что я делаю и говорю, но и о том, что собираюсь сделать. Будь здоров.

6

Плиний Корнелию Тациту привет.

Ты будешь смеяться - смейся, пожалуйста. Я - вот этот я, которого ты знаешь, взял трех кабанов - и превосходных. "Сам"? - спрашиваешь ты. - Сам, пребывая, однако, в своей обычной спокойной неподвижности. Я сидел у тенет1, рядом были не рогатины и копья, а стиль и дощечки2; я что-то обдумывал и делал заметки, чтобы вернуться домой, если и с пустыми руками, то с полными табличками. (2) Не пренебрегай таким способом работы: ходьба, движение удивительно возбуждают душу; а леса вокруг, уединение, само молчание, требуемое охотой, побуждают к размышлению.

(3) Потому, когда пойдешь на охоту, вот тебе мой совет: бери с собой не только корзиночку с едой и бутылку, но и дощечки: узнаешь, что Минерва бродит по горам не меньше, чем Диана. Будь здоров.

7

Плиний Октавию Руфу1 привет.

Смотри, на какую высоту ты меня поставил, уделив мне такую же царственную власть, какую Гомер Юпитеру сильнейшему величайшему:

?? ?'?????? ??? ????? ?????, ?'?????? ?????????4*.[4* "Дал Пелейону одно, а другое владыка отринул" (Илиада, XVI, 250; перевод Н. И. Гнедича).]

и я ведь могу на твое желание ответить подобным же кивком и в знак несогласия отрицательно покачать головой. (2) И если я еще могу, особенно по твоей просьбе, оправдаться перед жителями Ботики в том, что я не буду их защитником в тяжбе против некоего человека2, то выступить против провинции, любовь которой я приобрел, оказав ей столько услуг, столько для нее, даже с риском для себя, потрудившись 3, - это противно моим правилам неизменной верности (а ты это ценишь). (3) Я пойду средним путем: из двух твоих просьб (ты просишь исполнить какую-нибудь одну) я выберу ту, которой удовлетворю не только твое пристрастие, но и твое здравое суждение. Для меня важно не то, чего ты, человек хороший, хочешь в данную минуту, а то, что ты всегда сможешь одобрить.

(4) Я надеюсь около октябрьских ид 4 быть в Риме и лично подтвердить это Галлу5 твоим и моим словом. За меня ты можешь и сейчас ему поручиться:

? ??? ????????? ??' ?????? ?????5*.[5* "Рек и во знаменье черными Зевс помавает бровями" (Илиада, I, 528; перевод Н. И. Гнедича).]

Почему, в самом деле, мне и не разговаривать с тобой стихами из Гомера, пока ты не позволишь разговаривать твоими. А я горю желанием их иметь. (5) Пожалуй, это единственная взятка, которой можно было меня подкупить и заставить выступить против Бетики.

(6) Почти упустил из виду то, чего никак не следовало упускать: я получил великолепные финики, которым теперь придется поспорить с винными ягодами и грибами. Будь здоров.

8

Плиний Помпею Сатурнину1 привет.

Очень кстати мне вручили твое письмо, в котором ты требуешь прислать тебе что-нибудь из моих писаний. Я и сам намеревался это сделать. Ты дал шпоры коню, который бежит по собственной охоте, и разом уничтожил необходимость для себя просить прощения за отказ от работы, а для меня извиняться за требование ее. (2) Не следует мне стесняться и не брать того, что предложено, а тебе тяготиться тем, чего сам домогался. Не ожидай, однако, чего-нибудь нового от человека, любящего безделие. Я собираюсь тебя попросить: удели мне время опять для той речи, которую я держал своим землякам перед открытием библиотеки 2. (3) Я помню, у тебя уже были какие-то замечания, касающиеся частностей: поэтому сейчас я прошу тебя, займись ею не только в целом, но пройдись даже по отдельным параграфам и отшлифуй их так, как это у тебя в обычае. И после исправления от меня ведь будет зависеть издать эту речь или оставить ее лежать. (4) И может быть итоги исправления покончат с моими колебаниями и приведут меня к определенному решению: или недостойной издания найдет эту речь неоднократный пересмотр, или он сделает ее достойной, - над чем я и стараюсь.

(5) Колебания мои вызваны не качеством моих писаний, а содержанием их. Тут есть слабый привкус как бы самохвальства и превозношения, и меня при моей скромности это тяготит. Пусть я буду говорить сжато в просто, но все же я вынужден толковать и о щедрости своих родителей3 и о своей собственной, а это тема опасная и скользкая, хотя говорить о близких и соблазнительно. (6) И если хвалу посторонним выслушивают обычно с некоторой досадой, то как трудно сделать, чтобы речь человека, повествующего о себе и о своих, не показалась и вовсе несносной! Мы завидуем нравственному благородству, но гораздо больше тому, что его прославляют, и не судим вкривь и вкось только о добрых делах, укрытых молчанием и мраком. (7) Потому я часто думал: ради себя только составил я эту речь (что бы она собой не представляла) или это мой долг и перед другими? "Ради себя": в этом меня убеждает то обстоятельство, что большинство поступков, необходимых в каком-то деле, по завершении его кажутся бесполезными и не стоящими благодарности.