Гай Плиний - Письма Плиния Младшего, Панегирик императору Траяну

31

Плиний Сарду1 привет.

(1) После того, как я уехал от тебя, я остаюсь с тобой так же, как тогда, когда был около тебя. Я прочитал твою книгу2 много раз, перечитывая преимущественно то (лгать не буду), что ты написал обо мне; здесь ты был очень пространен. Как много ты сказал, с каким разнообразием, не одно и то же об одном и том же и при этом без противоречий! (2) Хвалить мне тебя и в одинаковой мере благодарить? Ни того, ни другого я не могу сделать в достаточной мере, а если бы и мог, то боялся бы, что будет самонадеянностью хвалить за то, за что я благодарю. Добавлю только одно: все показалось мне тем более достойным похвалы, чем оно было приятнее, и тем более приятным, чем более оно было достойно похвалы. Будь здоров.

32

Плиний Тициану1 привет.

Чем ты занимаешься, чем намерен заниматься? Сам я живу приятнейшей, то есть совершенно праздной жизнью. Поэтому я не хочу, как человек праздный, писать длинные письма, а читать их хочу, как человек изленившийся. Ведь нет ничего бездеятельнее изленившихся людей и любопытнее праздных. Будь здоров.

33

Плиний Канинию1 привет.

(1) Я наткнулся на правдивую тему, но очень похожую на выдумку и достойную твоего плодовитейшего, высочайшего и действительно поэтического таланта2, - а наткнулся на нее в то время, когда за обедом со всех сторон рассказывали о разных чудесах. Рассказчику можно вполне верить3. Хотя... что поэту до достоверности? Рассказчик, однако, таков, что ты мог бы поверить ему, даже намереваясь писать историю4.

(2) Есть в Африке, у самого моря, колония Гиппон5. Тут же лежит судоходная лагуна. Из нее, наподобие реки, выходит канал, вода которого попеременно, смотря по тому, загнал ли ее прилив назад, или понес вперед, то стремится в море, то возвращается в лагуну. (3) Люди всех возрастов увлекаются здесь рыбной ловлей, катаньем, а также плаванием, - особенно мальчики, которых к этому побуждают досуг и любовь к забавам. У них считается славой и доблестью уйти в море возможно дальше; победителем оказывается тот, кто дальше всех оставил позади себя и берег и тех, кто плыл вместе с ним. (4) Во время такого состязания один мальчик дерзновеннее других устремлялся вдаль. Встречается дельфин: он то плывет перед мальчиком, то следует за ним, то кружится около него и, наконец, подставляет ему свою спину, сбрасывает в море, снова подставляет и сначала уносит перепуганного в открытое море, а затем поворачивает к берегу и привозит на землю, к сверстникам6.

(5) Слух об этом ползет по колонии: все сбегаются; на самого мальчика смотрят как на чудо, расспрашивают, слушают, рассказывают. На следующий день весь берег усеян людьми; все смотрят на море и туда, где кажется, что есть море. Мальчики плавают, и среди них и тот, но уже с большей осторожностью. Дельфин опять появляется в свое время и опять плывет к мальчику. Тот бежит вместе с остальными. Дельфин словно приглашает его, зовет обратно, прыгает, ныряет, описывает разные круги. (6) То же происходит и на второй день и на третий, в течение многих дней, пока люди, вскормленные морем, не начали стыдиться своего страха. Они подходят, заигрывают с дельфином, зовут его, даже трогают и ощупывают, и он не противится. После этого знакомства смелость возрастает, особенно у мальчика, который познакомился с ним первым. Он подплывает к плывущему дельфину, прыгает ему на спину, носится взад и вперед, думает, что дельфин знает его и любит, и сам любит его; ни тот, ни другой не боится, ни тот, ни другой не внушает страха; растет доверие одного, прирученность другого. (7) Другие мальчики сопровождают их с обеих сторон, ободряют, дают советы. С ними вместе плыл (это также удивительно) другой дельфин, который держался только как зритель и спутник,- ничего, подобного тому, что делал первый, он не делал и не позволял себя трогать, но приводил и уводил первого дельфина, как того мальчика остальные мальчики. (8) Невероятно, но так же истинно, как и все предыдущее, то, что дельфин, возивший на себе мальчиков и игравший с ними, имел также обыкновение вылезать на землю и, высохнув на песке, когда становилось слишком жарко, возвращаться в море.

(9) Известно, что Октавий Авит7, легат проконсула, под влиянием неразумного благоговения вылил на дельфина, когда он однажды вышел на берег, ароматов. От необычности поступка и от запаха тот уплыл в открытое море8; только спустя много дней его увидели, вялого и печального. Потом, восстановив свои силы, он опять стал по-прежнему резв и взялся за обычную службу. (10) На это зрелище стекались все должностные лица, прибытие и пребывание которых стало истощать небольшую общину новыми расходами9. Наконец, и самое место теряло свой покой и уединенность; решено было тайком убить того, ради кого собирались люди.

(11) Как жалостно, как пространно ты все это оплачешь, разукрасишь, вознесешь! Впрочем, нет нужды что-нибудь придумывать и прибавлять; достаточно не преуменьшать того, что правдиво. Будь здоров.

34

Плиний Транквиллу 1 привет.

(1) Успокой мою тревогу: я слышу о том, что я плохо читаю, по крайней мере стихи; речи - прилично, но стихи тем хуже. Поэтому, я думаю, при чтении близким друзьям2 испытать своего вольноотпущенника 3. Это допустимо в дружеском кругу; я знаю, что сделал нехороший выбор, но знаю также, что он будет читать лучше, если только не будет волноваться: (2) он такой же новый чтец, как я поэт. Сам я не знаю, что мне делать в то время, как он будет читать: сидеть ли мне пригвожденным, немым и безучастным или, как некоторые, подчеркивать то, что он будет декламировать, - шепотом, глазами, рукой. Однако я думаю, что танцую не менее скверно4, чем читаю. Еще раз скажу: успокой мою тревогу и ответь мне правду, лучше ли читать очень скверно, чем не делать всего этого, или делать все это. Будь здоров.

35

Плиний Атрию1 привет.

(1) Книгу, которую ты послал, я получил и благодарю. В настоящее время я очень занят, и поэтому я еще не прочитал ее, как мне этого ни хочется. Я должен, однако, относиться с таким почтением к самой литературе и к твоим сочинениям, что считаю нечестивым приступать к ним иначе, чем с душой, не занятой ничем другим. (2) Очень одобряю, что ты предпринял прилежный пересмотр своих трудов. Тут есть, однако, некоторая мера: во-первых, излишнее старание больше уничтожает, чем исправляет, затем оно отвлекает нас от нового, но не заканчивает и прежнего и не позволяет начинать следующее. Будь здоров.

36

Плиний Фуску1 привет.

(1) Ты спрашиваешь2, каким образом я распределяю свой день в этрусском поместье. Просыпаюсь, когда захочу, большей частью около первого часа3, часто раньше, редко позже. Окна остаются закрыты ставнями; чудесно отделенный безмолвием и мраком от всего, что развлекает, свободный и предоставленный самому себе, я следую не душой за глазами, а глазами за душой: они ведь видят то же, что видит разум, если не видят ничего другого. (2) Я размышляю над тем, над чем работаю, размышляю совершенно как человек, который пишет и исправляет, - меньше или больше, в зависимости от того, трудно или легко сочинять и удерживать в памяти4. Затем зову секретаря и, впустив свет, диктую то, что оформил5. Он уходит, я вновь вызываю его и вновь отпускаю. (3) Часов в пять-шесть (время точно не размерено) я - как подскажет день - удаляюсь в цветник или в криптопортик6, обдумываю остальное и диктую. Сажусь в повозку и занимаюсь в ней тем же самым, чем во время прогулки или лежания, освеженный самой переменой. Немного сплю, затем гуляю, потом ясно и выразительно читаю греческую или латинскую речь не столько ради голоса, сколько ради желудка7; от этого, впрочем, укрепляется и голос. Вновь гуляю, умащаюсь, упражняюсь, моюсь.