Вадим Роговин - Партия расстрелянных

Хрущёв неоднократно ставил вопрос о возвращении к разбирательству открытых процессов. За несколько дней до последней схватки в Президиуме ЦК он заявил, что «Зиновьева ни за что расстреляли». В ответ на это «Каганович и Молотов подняли резкий шум: позвольте, зиновьевцы были нашими противниками. Но так и не объясняли, за что их объявили врагами народа, за что расстреляли» [1087] Исторический архив. 1994. № 1. С. 67. .

Тогда же Хрущёв прямо заявил об ответственности «ближайших соратников» Сталина за массовые репрессии. «Вот, товарищи, мы рассматриваем материалы, реабилитируем посмертно коммунистов, расстрелянных невинно,— сказал он.— Как же быть с виновниками этих расстрелов, будем ли возвращаться к этому вопросу или будем продолжать замалчивать это перед партией?» [1088] Исторический архив. 1993. № 5. С. 41.

Особое раздражение Молотова, Кагановича и Ворошилова вызвало заявление Хрущёва перед намечавшейся поездкой членов Президиума ЦК на празднование 250-летия Ленинграда. Хрущёв сказал, что теперь руководители партии впервые едут в Ленинград, чтобы принести ленинградцам радость, а раньше они привозили туда слезы и кровь. При этом он имел в виду прежде всего приезд в Ленинград в 1934 году Сталина, Молотова и Ворошилова для расследования убийства Кирова, вслед за чем десятки тысяч людей были высланы из Ленинграда, а сотни бывших ленинградских оппозиционеров были направлены в ссылку или лагеря.

В свете всего сказанного представляется не лишённым основания заявление Хрущёва на июньском пленуме ЦК 1957 года о том, что Молотов, Каганович, Ворошилов и Маленков планировали его снятие с поста первого секретаря ЦК, а Серова — с поста председателя КГБ, чтобы «захватить органы государственной безопасности, захватить архивы как там, так и в Центральном Комитете партии. Тогда уж никаких их надписей на документах не обнаружишь. А то ведь там на предсмертных письмах невинно приговорённых к смерти людей есть их леденящие кровь надписи, чудовищные приветствия» [1089] Исторический архив. 1994. № 2. С. 18. .

В середине июня Молотов, Каганович, Ворошилов и Маленков, заручившись поддержкой ещё трёх членов Президиума ЦК и тем самым получив «арифметическое большинство», подняли вопрос о снятии Хрущёва с поста первого секретаря ЦК. Наряду с догматическими доводами и нелепыми обвинениями, они ставили Хрущёву в вину и те его качества и действия, которые впоследствии были объявлены проявлениями «субъективизма и волюнтаризма». В ответ Хрущёв и его сторонники делали упор на преступлениях своих оппонентов в годы сталинизма. На заседаниях Президиума Жуков и другие сторонники Хрущёва огласили ряд документов, обличающих Молотова, Кагановича и Ворошилова в «расправе с кадрами». Это вызвало негодование последних, заявивших, что обнародование правды о массовых репрессиях приведёт к гибели революционного движения, непоправимому ущербу партии и даже к её расколу [1090] Исторический архив. 1993. № 5. С. 41, 45. .

Вскоре по требованию «рядовых» членов ЦК был созван внеочередной пленум ЦК для рассмотрения вопроса о сохранении Хрущёва на посту первого секретаря. Этот пленум вылился в суд над «антипартийной группой». Но даже столкнувшись с единодушием ЦК, её члены продолжали доказывать «вредность» обращения к теме Сталина и репрессий. Особенно агрессивно вёл себя Каганович, который кричал на участников пленума и даже пытался дать «теоретическое» обоснование «ущерба», который партия понесёт, по его мнению, в результате дальнейшего разоблачения сталинских преступлений. На требование Жукова: «Давайте говорить об ответственности за преступления, за расстрелы, это самый важный вопрос», Каганович ответил: «Вопрос, который поставлен,— это вопрос политики ( Жуков : и уголовный). Его надо рассматривать не под углом зрения 1957 года, а под углом зрения 1937—1938 года. Так требует марксистская диалектика». Руководствуясь подобным толкованием «диалектики», Каганович упрямо твердил: «Мы развенчали Сталина и незаметно для себя развенчиваем 30 лет нашей работы, не желая этого, перед всем миром… Когда вы, товарищи, ворошите это дело, мы вновь начинаем эту волну, эту кампанию, которая немного улеглась, которую партия пережила… Мы не должны поднимать это дело… Я политически подхожу к вопросу, а не юридически. Политически вредна такая постановка вопроса для партии, для государства, для обороны, для внешней политики. Я не могу согласиться с этим» [1091] Исторический архив. 1993. № 3. С. 44—45. .

Каганович заявил, что воспринял доклад Хрущёва о Сталине «с большой болью. Я любил Сталина и было за что его любить — это великий марксист» [1092] Там же. С. 44. . По поводу зачитанных на пленуме документов, свидетельствовавших о его активной роли в организации террора, Каганович говорил: «были преувеличения, излишества — как говорят, в драке кулаков не считают…» [1093] Исторический архив. 1994. № 1. С. 37. В связи с упоминаниями о его репрессивной политике на железнодорожном транспорте, Каганович утверждал, что он «защитил сотни тысяч (! — В. Р. ) людей, железнодорожников, а часть людей, которые по бумагам казались врагами, мы арестовывали» [1094] Исторический архив. 1993. № 3. С. 43. .

Более сдержанно, но, по сути, в том же духе выступал и Молотов, заявивший, что в вопросе о Сталине «у нас допускалась некоторая неправильность, которую мы должны исправить». По-прежнему превознося заслуги Сталина, Молотов сетовал на то, что в последнее время советская печать «скромно умалчивает о Сталине, как будто эти 30 лет Сталин не играл выдающейся роли в истории нашей партии и Советского государства».

В своё оправдание Молотов зачитал казуистические формулировки из постановления ЦК от 30 июня 1956 года, согласно которым всякое выступление против Сталина «было бы не понято народом, и дело вовсе не в недостатке личного мужества. Ясно, что каждый, кто бы выступил в этой обстановке против Сталина, не получил бы поддержки в народе». В ответ из зала раздался голос: «Вы сочинили [это], чтобы закрыть свои преступления» [1095] Исторический архив. 1993. № 4. С. 11. .

Наиболее чётко поставил точки над i Шепилов, который, не будучи лично замаранным в репрессиях, тем не менее с беспокойством говорил о том, что означает, по существу, обнародование преступлений сталинской клики: «Вы предлагаете, чтобы мы сейчас перед коммунистическими партиями, перед нашим народом сказали: во главе нашей партии столько-то лет стояли и руководили люди, которые являются убийцами, которых нужно посадить на скамью подсудимых. Скажут: какая же это марксистская партия?.. Я говорил и тов. Жукову: те факты, которые он приводит,— это факты, но зачем сейчас это делать, кому от этого польза?» [1096] Исторический архив. 1993. № 4. С. 16—17.