Сергей Нечаев - Венеция Казановы

Антонио Квадри («Восемь дней в Венеции»):

«Республика, всегда такая уважаемая, вынуждена была теперь уступить могуществу турок, которые, проливая реки крови, опрокидывали любые препятствия на своем пути».

Единственная крупная морская победа над турками при Лепанто, имевшая место 7 октября 1571 года (в сражении участвовало около трехсот различных судов так называемой Священной Лиги, в которую входили Испания, Венеция, Генуя, Сицилия, Неаполь, Тоскана и Парма, в том числе 108 венецианских галер, а также примерно 210 галер и 66 галеотов турок), уже ничего не могла изменить.

Ко всем прочим несчастьям, в 1575 году, а потом еще и в 1630-м город подкосила чума, очень много людей погибло, а все оставшиеся человеческие и денежные ресурсы продолжала выкачивать непрекращающаяся конфронтация с турками. К 1720 году республика была практически банкротом.

С этого времени республика почти перестала принимать участие в мировой торговле. Она лишь довольствовалась сохранением своего устаревшего государственного строя и удержанием за собою, при соблюдении строжайшего нейтралитета, остальных своих владений (Истрии, Далмации и Ионических островов), в которых насчитывалось до двух с половиной миллионов подданных.

Герман Кестен («Казанова»):

«Тысячелетняя патрицианская республика жила в зеркальном свете ушедшего величия. Еще дож надевал тиару на голову и торжественно брал в жены море. Но море уже слушало новых господ, и торговля Венеции угасала».

Ален Бюизин («Казанова»):

«Если верить большинству историков и критиков, Венеция XVIII века уже не была Венецией. Она превратилась в тень самой себя, ностальгическое обтрепавшееся воспоминание о былой военной и торговой мощи. Блестящая победа над турками при Лепанто, в 1571 году, уже далеко».

Анж-Анри Блаз де Бюри («Воспоминания и рассказы о военных действиях Австрии»):

«Это было гигантское скопление языков; и все это оживлялось лишь дыханием прошлого… Aх! Если бы Казанова жил в лучшие дни Республики, если бы он писал свои воспоминания не в XVIII веке…»

В настоящее время Венецианская лагуна (Laguna Veneta) представляет собой обширное мелководье, где властвуют сильные приливы и отливы.

Сьюзи Болтон («Венеция»):

«Лагуна простирается примерно на 50 км с северо-востока на юго-запад и имеет ширину от 8 до 15 км».

Некоторые называют это мелководье морем; впрочем, если не знать о глубине (а она в лагуне в среднем составляет всего чуть больше метра, в то время как в основных судоходных каналах — 12 метров), то оно морем и выглядит.

Филипп де Коммин («Мемуары»):

«В тот день, когда мне предстояло приехать в Венецию, меня встретили в Фузине, в пяти милях от Венеции; там с судна, приходящего по реке из Падуи, пересаживаются на маленькие барки, очень чистые и с обитыми красивыми бархатными коврами сиденьями. Оттуда плывут морем, ибо добраться до Венеции по суше нельзя; но море очень спокойное, не волнуемое ветром, и по этой причине в нем вылавливают множество рыбы всяких сортов».

Фузина, которую упоминает в своих «Мемуарах» французский хроникер XV–XVI веков Филипп де Коммин, — это селение на «твердой земле», расположенное на западе от Венеции. Именно туда обычно прибывали все, кто хотел добраться до Венеции. Там кареты приходилось оставлять и пересаживаться на лодки или на паром, чтобы переправиться через лагуну. Примерно так же в город можно было попасть через Местре (с северо-запада) и Кьоджу (с юга).

Изначально среди болот Венецианской лагуны было разбросано множество мелких островов — Мурано (Murano), Бурано (Burano), Торчелло (Torcello) и др. — и шесть десятков едва выступавших из воды островков архипелага, сгруппировавшихся вокруг излучины бывшей реки, которая превратилась в Большой Канал.

В последнее время население Венеции уменьшилось почти наполовину — с 108 тысяч до 64 тысяч человек. В самом деле, жить в вечно сыром промозглом городе с его сумасшедшими ценами на недвижимость стало практически невозможно. В XVIII же веке Венеция являлась густонаселенным (около 190 тысяч жителей по тем временам — это было очень прилично) и еще очень богатым городом, где было принято веселиться и, не думая, сорить деньгами. Венецианцам всех родов и сословий чужда была экономия, они предпочитали жить одним днем, ни в чем себя особо не ограничивая.

Филипп Моннье («Венеция в XVIII веке»):

«Расслабленные миром; более не вмешиваясь в интересы и споры вокруг себя; сохраняя перед лицом спорящих или дерущихся держав позицию сооруженного, а больше безоружного мира; проводя внешнюю политику любезности и учтивости; следуя внутренней политике снисходительности и попустительства; беседуя с послами, проживающими в ее дворцах, лишь о вздоре приятного ничегонеделания и как будто приобретя за весь свой долгий опыт лишь бесконечную недоверчивость и дипломатическую проницательность старика, Республика более не имеет другой истории, кроме истории счастливых народов».

Ален Бюизин («Казанова»):

«На самом деле XVIII век во многих отношениях — настоящий ренессанс, просто благодать после ужасающих несчастий века XVII: крупного экономического кризиса с 1620 года, страшной чумы 1630 года, унесшей за полгода 80 тысяч человек, падения Кандии 5 сентября 1669 года и потери Крита, самого последнего уголка чудесной торговой империи, которую основала Венеция на левантийском побережье Средиземного моря, землетрясения 4 марта 1678 года, нанесшего значительный ущерб. После стольких страданий, проигранных войн, общего обеднения, эпидемий мрачного и зловещего XVII века век XVIII был пережит венецианцами как возрождение…

После суровых испытаний XVII века нужно наслаждаться жизнью, развлекаться, забавляться, смеяться, «карнавалить». Если венецианцы считают, что имеют право вести веселую и легкую жизнь, то не потому ли, что сознают: их история уже позади?»

Несмотря на все проблемы, знатные венецианские вельможи жили в шикарных палаццо на Большом Канале, с мраморными колоннами и внутренним убранством, стоимость которого смело можно назвать верхом расточительства. Там устраивались концерты, театральные представления, давались бесконечные балы и, конечно же, завязывались любовные интриги. Там пили, ели, играли в карты и кости. Никто и думать не желал о завтрашнем дне. Представители более низких слоев населения, естественно, не обладали подобными хоромами, но, в своей общей массе, их жилища были вполне приличными — разве что они не находились в престижном центре города.

Филипп де Коммин («Мемуары»):

«Затем посадили меня на другие суда, которые они называли пьятто и которые гораздо больше первых; два из них были обиты алым атласом и застелены коврами, и в каждом из них помещалось сорок человек. Меня усадили между двумя послами (а в Италии почетно сидеть посредине) и провезли вдоль большой и широкой улицы, которая называется Большим Каналом. По нему туда и сюда ходят галеры, и возле домов я видел суда водоизмещением в 400 бочек и больше. Думаю, что это самая прекрасная улица в мире и с самыми красивыми домами; она проходит через весь город.