Олег Сувениров - 1937. Трагедия Красной Армии

Такая атмосфера всеобщей снисходительности преподавателей не могла не сказаться самым отрицательным образом на качестве подготовки слушателей военных академий. И когда к ним предъявлялись должные требования, сразу же выяснялась ужасно неприглядная картина. В представленном 31 июля 1940 г. «Отчете о качественной подготовке слушателей Академии Генерального штаба Красной армии» председатель Государственной экзаменационной комиссии (ГЭК) генерал-лейтенант М.С. Хозин правдиво вскрыл совершенно безрадостное состояние дел. Всего держали экзамен 48 человек приема 1938 г. – выпуска 1940 г. В представленных перед госэкзаменами годовых оценках не было ни одной неудовлетворительной и лишь изредка встречались посредственные, подавляющее же большинство оценок – «отлично» и «хорошо». А что же оказалось на деле? В ходе госэкзаменов выяснилось, что все годовые оценки невообразимо завышены. По основам марксизма-ленинизма отличные оценки получили лишь 5 человек (а по среднегодовым оценкам 30!), хорошие – 19, посредственные – 20 и неудовлетворительные – четыре. Еще хуже обстояло дело с подготовкой слушателей по оперативному искусству. В результате письменных и устных экзаменов оценку «отлично» получили только 2 человека (4,1 %), «хорошо» – 19 (39,6 %), «посредственно» – 16 (33,3 %), а одиннадцать выпускников ВАГШ (23 %) получили оценку «неудовлетворительно». По решению ГЭК, из общего числа 48 слушателей, державших государственные экзамены, 11 слушателей (23 %) выпускались из Академии Генерального штаба Красной армии без дипломов, как получившие неудовлетворительные оценки на экзаменах. Окончивших курс с отличием не было ни одного 85.

Наверное, именно такой слабой подготовкой выпускаемых перед войной «академиков» можно во многом объяснить выходящую из ряда вон резкость в оценке их качества Г.К. Жуковым. Во время телефонного разговора осенью 1941 г. под Ленинградом с командиром части Н.Г. Лященко Жуков вдруг спросил: «Вы, наверное, академию кончали?». «Да», – ответил командир. «Так и знал. Что ни дурак, то выпускник академии» 86. Грубоват бывал Георгий Константинович иногда, да ведь и его понять надо – десятки, а то и сотни тысяч наших советских бойцов гибли порою зря или попадали в плен под руководством никудышных, совершенно растерявшихся, в том числе и новоиспеченных командиров самого высокого ранга.

И все же нередко это была не их вина, а их беда. Их так учили. Чтобы все было по Марксу – Энгельсу – Ленину – Сталину. И чтобы никакой «отсебятины» и, боже упаси, своемыслия. А ведь еще Аристотель писал: «Раб от природы тот, кто настолько лишь причастен уму, чтобы понимать чужие мысли, но не настолько, чтобы иметь свои собственные». И очевидно вполне правомерно ко многим и многим представителям предвоенных выпусков начсостава РККА применить высказанную невольным эмигрантом И.А. Ильиным мысль о ряде молодых российских поколений: «Так они росли, не зная ни свободы, ни академии, годами привыкали к тоталитарной каторге ума» 87.

Одним из наиболее печальных последствий массового уничтожения военных кадров было не только значительное снижение профессиональной подготовки командного состава, но и резкий упадок инициативности, самостоятельности, всегда связанной с известным риском. А в сложившейся ситуации рисковать никто особенно не хотел. Каждый понимал, что любая инициатива не только наказуема, но при определенных условиях может стоить головы. Осенью 1939 г. группа слушателей Академии Генерального штаба в составе девяти человек была направлена для помощи, для опыта в Оперативное управление Генштаба. Впечатления были настолько потрясающими, что один из этих слушателей не выдержал, решился и 13 января 1940 г. написал Ворошилову: «13.IX.39 г. мне приказали сделать карту для Наркома (военные действия между Германией и Польшей). Я попросил материал – разведданные. Мне т. Карпухин сказал: материал у Ильченко. Ильченко дал мне «Пионерскую правду». Я не поверил, что для Наркома. Оказалось, действительно карта была доложена через полковника Дубинина [80]Наркому. В процессе же всего действия, как по польско-немецкой кампании, так и по нашей с поляками, никто данных о противнике по карте не вел, на карту не наносил» 88.

Резкое снижение интеллектуального потенциала РККА (а вследствие этого и уровня военного профессионализма) с неизбежностью должно было сказаться самым негативным образом при первом же серьезном военном столкновении. Когда во время советско-финляндской войны Сталин в присутствии других членов Политбюро спросил Ворошилова: «Почему наша армия топчется на Карельском перешейке, неся большие потери? Где обещанные успехи?», нарком обороны СССР взорвался и выкрикнул правду-матку (тут же не на трибуне, а между своими): «А с кем воевать-то? Все думающие командиры расстреляны, а новых нет» 89. В данном случае Ворошилов хорошо знал, что говорил.

Но признался он только «в закрытом порядке». Публично же продолжал всячески бахвалиться. А ведь предупреждали умные люди незадачливого наркома и давно. Еще в 1931 г. полковник Белой армии А. Зайцов совершенно справедливо, как показали последовавшие события, писал: «Ахиллесова пята Красной армии – ее командный состав… Он не на высоте тех требований, которые ему предъявит война» 90.

Когда же началось массовое истребление высшего начсостава РККА, вдумчивые зарубежные наблюдатели сразу обратили особое внимание на резкое снижение его интеллектуального потенциала. Ворошилова и Буденного сплошь называли «чисто декоративными фигурами», «конмарксистами». Отмечали крайне низкий уровень общего образования даже у окончивших те или иные военно-учебные заведения. Резонно писали о том, что нередко части, а то и соединения возглавляются «шпионовыдвиженцами». «Командный состав Красной армии, – писал в 1938 г. Е. Месснер, – сполз в своей интеллигентности на уровень средний между европейским и китайским…» И далее он очень своеобразно и резонно замечает: «Это не значит, что Красная армия не может воевать. Это значит, что она не может воевать «малой кровью». Неопытный пахарь замучит себя и коней – и все же вспашет меньше, чем искушенный крестьянин… Так и в военном деле: офицерство знающее и – это самое важное – офицерство интеллигентное проливает кровь бережно, как искусный хирург, офицерство же неинтеллигентное «пущает кровь» без меры, как цирюльник». И почти пророчески предсказал: «Красная армия, пока она будет руководиться нынешним офицерством, будет армией кровавых боев – может быть победа, может быть поражение, но во всяком случае кровавые» 91. Да и действительно, какого «военного искусства» можно было ожидать от окончившего Военную академию им. Фрунзе командира, который (как отмечалось в приказе 1939 г. по ОрВО) сделал в боевом приказе 92 грамматических и технических ошибки? 92Теоретические возможности старшего и высшего начсостава настолько оскудели, что даже в день Красной армии 23 февраля 1939 г. со статьей «Армия передовой военной науки» в центральном органе НКО смог выступать лишь капитан (Б. Игнатов)…