Олег Сувениров - 1937. Трагедия Красной Армии

Как «дожимали» подследственных, можно судить по примеру помощника начальника инженерных войск Приволжского военного округа полковника И.Т. Мамичева. Его арестовали 24 мая 1937 г. Почти пять месяцев он решительно отрицал какое-либо свое участие в военном заговоре. Но в конце концов и его «дожали». И вот 23 октября 1937 г. он собственноручно написал заявление на имя начальника Особого отдела ПриВО, в котором заявил, что «на пятом месяце своего подследственного положения в тюрьме я осознал необходимость полного раскаяния в своих контрреволюционных деяниях, относящихся к периоду с 1933 года по день ареста» 66. Эта одна из стереотипных формул «признания» и объяснения прежнего «запирательства», навязываемая следователями НКВД во многих случаях. И хотя на суде 16 мая 1938 г. Мамичев виновным себя ни в чем не признал, Военная коллегия была беспощадна. Приговор – расстрел. Реабилитирован посмертно в апреле 1957 г.

Заместитель начальника – главный инженер НИИ № 3 НКОП СССР (Реактивный институт) военинженер 1-го ранга Г.Э. Лангемак был арестован 2 ноября 1937 г., а уже 14 ноября подал Ежову заявление о том, что он «решил отказаться от своего никчемного запирательства и дать следствию правдивые показания о своей контрреволюционной преступной деятельности» 67и на следующий день на допросе назвал участниками антисоветской организации бывшего своего начальника военинженера 1-го ранга И.Т. Клейменова и инженеров В.П. Глушко и С.П. Королева.

Довелось мне познакомиться и с протоколом допроса бывшего начальника Морских сил РККА флагмана флота 1-го ранга М.В. Викторова. На допросе он рассказал, что 28 декабря 1937 г. он имел личную беседу с Ворошиловым. Нарком «предложил мне честно рассказать ему о моем участии в заговоре и тем самым сохранить себя в РККА… я написал два письма… Сталину с просьбой лично меня выслушать» 68. Но поскольку сознаваться Викторову было не в чем, он никаких желательных Ворошилову показаний не дал и тут же был отстранен от должности. Назавтра, 29 декабря, ему были устроены очные ставки с уже арестованными к тому времени бывшим его предшественником по должности Начморсил флагманом флота 1-го ранга В.М. Орловым, армейским комиссаром 2-го ранга Г.С. Окуневым, комкором С.П. Урицким и комдивом И.А. Ринком. Ставки эти проходили в НКВД, в присутствии членов правительства. Но и здесь Викторов решительно отрицал предъявляемые ему обвинения. Его пока оставили на свободе.

Но 22 апреля 1938 г. все же арестовали. И вот уже 24 апреля его допрашивают комбриг Н.Н. Федоров, старший лейтенант госбезопасности Ратнер и лейтенант госбезопасности Кудрявцев. Сначала и на допросе флагман флота 1-го ранга отрицает какую бы то ни было вину в антисоветской деятельности, но потом вдруг в протоколе появляется такая запись: «Я прошу не давать мне очных ставок. Я буду говорить правду… В заговор я был завербован Гамарником в 1933 году» 69, и далее показывает: «Гамарник мне говорил о неправильности политики партии, которая ведет страну к гибели, о зажиме в партии всякой свободной мысли и о гонениях против тех, кто имеет смелость не соглашаться с политикой Сталина» 70. Основная задача «подрывной работы по флоту» изображалась так: «приведение его в небоеспособное состояние и лишение флота возможности активных действий во время войны» 71.

Начальник 4-го отдела штаба ЛенВО полковник И.Я. Линдов-Лифщиц был арестован 3 ноября 1937 г. Обвинение стандартное по тем временам – участие в военно-фашистском заговоре и вредительство. На первоначальных допросах, в том числе и на очной ставке с бывшим начальником штаба округа Подшиваловым, Линдов-Лифщиц категорически отрицал свою причастность к военно-фашистскому заговору. Затем, через два месяца после ареста полковник подал заявление с «признательными» показаниями. Но 19 февраля 1938 г. он подает новое заявление, в котором письменно отказывается от своих прежних показаний. Здесь Линдов-Лифщиц писал: «Взяв на себя без всяких оснований роль «заговорщика» и «вредителя», я неминуемо должен был выдумать «участников» заговора, «вербовки», «связи» и пр., о чем я, конечно, в действительности знать ничего не мог, так как никакого отношения к заговору не имел. Да и о существовании заговора в 19-м корпусе и Штабе округа узнал от следователя 5-го отдела Емельянова 19 декабря 1937 г., т. е. через 1,5 месяца после ареста» 72. Свое прежнее «признание» он мотивирует тем, что тогда «понял настояние следователей в том смысле, что признанием себя «заговорщиком и вредителем»… должен помочь следствию разоблачить головку заговора» 73.

Что следователи проделали с полковником? Мы пока не знаем, да вряд ли когда и узнаем. Но 1 и 4 марта 1938 г. Линдов-Лифщиц подает заявления, в которых подтверждает свои прежние «признательные» показания.

Признал себя виновным и в судебном заседании Военной коллегии. И 20 сентября 1938 г. Ульрих, Алексеев и Колпаков преспокойно отправили его на смерть. Невиновного. Реабилитирован посмертно в 1955 г.

Долго и старательно охотились «ловцы» из НКВД за первым заместителем наркома обороны СССР командармом 1-го ранга И.Ф. Федько. Уже в апреле 1938 г. его вызывали в НКВД СССР на очные ставки с тремя бывшими сослуживцами, арестованными и сломленными и дававшими «компрометирующие» Федько показания. Однако известный всей стране герой Гражданской войны решительно отвергал эти клеветнические показания. Пришлось его отпустить. Но «разработка» Федько продолжается, собирается новый «компромат» и 7 июля 1938 г. он был арестован.

На допросе в НКВД 27 июля ему опять устраивают очные ставки, на этот раз уже с шестью бывшими крупными военными работниками, а теперь несчастными обезволенными жертвами, «уличающими» Федько в заговорщичестве. Командарм 1-го ранга продолжает отчаянно сопротивляться. Но силы иссякают. И нам неизвестно, что с ним делали. Но в протоколе его допроса, присланном Ежовым Ворошилову, напечатано, что Федько отказался от дальнейших очных ставок и «полностью признался». Для того чтобы объяснить такой крутой перелом в поведении награжденного четырьмя орденами боевого Красного Знамени Федько, в его уста вложена фраза о том, что свой отказ давать показания в начале и попытку опорочить «честных командиров Красной армии» (тех самых, которые ложно обвиняли Федько в заговорщичестве) были с его стороны не более чем сознательной провокацией: «Эта провокация была мною заранее придумана и преследовала целью опорочить следственные органы и их работу по вскрытию антисоветского военного заговора» 74. Приходится признать, что не без выдумки боролись особисты за честь своего обрызганного человеческой кровью безвинных жертв мундира…

Длительный поиск и внимательное исследование многочисленных документов позволяют мне утверждать, что многие военнослужащие РККА, попавшие в застенки НКВД, либо вообще на всех этапах предварительного и судебного следствия решительно отказывались от предъявляемых им обвинений в измене родине и т. п., либо сумели продержаться на протяжении ряда месяцев от самооговора в несовершенных преступлениях. Но те же документы свидетельствуют, что большинство арестованных по разным причинам вступили на путь самооговора и даже оговора других лиц.