Лебедева Н.С. Array - Hюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 т. Т. 8 (1999)

Вероятно, среди наших противников нет ни одного руководящего деятеля, который в течение последних 25 лет не выступал бы или не писал бы подобно тому, что вменяется нам. Из всего того, что происходило в течение этих 25 лет — совещаний, речей, законов, действий и решений, обвинение делает вывод об имевшейся якобы последовательности и тесной связи и о том, что будто бы согласно этому все с самого начала было предусмотрено и запланировано именно таким образом. Это совершенно неправильное и лишенное всякой логики утверждение, которое история когда-либо исправит.

Господин Джексон в заключительной речи заявил, что державы, подписавшие соглашение, находятся еще в состоянии войны с Германией и что сейчас имеется лишь перемирие, возникшее в результате безоговорочной капитуляции Германии. Однако международное право должно иметь равную силу для обеих сторон. Поэтому если все, что сегодня происходит со стороны держав, оккупировавших Германию, допустимо с точки зрения международного права, то до этого Германия, по крайней мере в отношении Франции, Голландии, Бельгии, Норвегии, Югославии и Греции, находилась в равном положении. Если сегодня Женевская конвенция не имеет силы в отношении немцев, если сегодня на всей территории Германии демобилизуют ее промышленные предприятия, если сегодня ее огромные ценности вывозятся в другие страны, а имущество миллионов немцев конфискуется, если сегодня нарушаются свободы и совершаются посягательства на собственность, то подобные же действия со стороны Германии в вышеназванных странах не могут быть объявлены преступными с точки зрения нарушения международного права.

Далее господин Джексон заявил, что нельзя судить и карать государство и что ответственность за действия последнего необходимо возлагать на его руководителей. Обвинение, кажется, забывает, что Германия была суверенным государством и ее законодательство не подпадает под юрисдикцию других государств. Ни одно государство никогда путем предъявления какой-либо ноты не обратило внимания империи на то, что деятельность в этой империи в духе национал-социализма будет подвергаться судебному преследованию. Таким образом, если сейчас отдельных лиц, в первую очередь нас, руководителей, привлекают к ответственности и хотят осудить, — пусть будет так, однако нельзя карать немецкий народ. Немецкий народ доверял фюреру и при его тоталитарном образе государственного правления не имел никакого влияния на события. Не зная о тяжелых преступлениях, о которых сегодня известно, народ был верен фюреру, был храбр и готов был к самопожертвованию в этой борьбе за существование. Это была борьба не на жизнь, а на смерть, немецкий народ перенес все возможные страдания в этой войне. Немецкий народ не виновен.

Я не хотел войны и не способствовал ее развязыванию. Я делал все для того, чтобы предотвратить ее путем переговоров. Однако, когда она началась, я делал все, чтобы обеспечить победу, так как три величайшие мировые державы со многими другими нациями выступили против нас. В конце концов мы потерпели поражение перед лицом подавляющего превосходства.

Я отвечаю за то, что сделал. Я, однако, самым решительным образом отметаю то, что мои действия диктовались волей и стремлениями порабощать чужие народы путем войны, убивать, грабить, совершать зверства или преступления. Единственное, чем я руководствовался, это любовь к своему народу, мечты о его счастье, свободе и его жизни! В качестве свидетелей я призываю мой немецкий народ и всемогущего Бога.

Председатель: Последнее слово предоставляется подсудимому Рудольфу Гессу.

Гесс: Прежде всего я обращаюсь к Суду с просьбой, учитывая состояние моего здоровья, дать мне возможность произносить мое слово сидя.

Председатель: Пожалуйста.

Гесс: Некоторые из моих товарищей могут здесь подтвердить, что я в самом начале этого процесса предсказал следующее:

во-первых, что здесь выступят свидетели, которые под присягой будут давать недостоверные показания, причем эти свидетели могут производить абсолютно надежное впечатление и располагать наилучшей репутацией;

во-вторых, что надо учитывать возможность получения Судом письменных показаний, содержащих недостоверные данные;

в-третьих, что подсудимые в результате показаний некоторых свидетелей-немцев будут весьма неприятно поражены;

в-четвертых, что отдельные подсудимые будут вести себя странным образом, они будут произносить бесстыдные высказывания о фюрере и обвинять свой собственный народ, частично будут обвинять друг друга, причем неправильно, и, может быть, даже будут сами себя обвинять, причем тоже неправильно.

Все эти предсказания оправдались, причем письменные показания свидетелей, данные ими под присягой, и показания подсудимых во многих случаях противоречивы. Я назову в этой связи хотя бы имя Мессерсмита, который показал, что он якобы говорил с гросс-адмиралом Деницем в Берлине именно в то время, когда он, как я знаю, находился в районе Тихого или Индийского океана.

Я предсказывал это не только здесь в начале процесса, но еще и за несколько месяцев до начала процесса в Англии, в том числе находившемуся при мне доктору Джонстону. В тот период я в письменном виде заявил об этом, и это можно доказать.

Я основывался в моих предсказаниях на некоторых событиях, которые происходили в негерманских странах. Я хотел бы сейчас еще раз подчеркнуть, что если я упоминаю эти события, то с самого начала я убежден, что соответствующие правительства ничего не знают и не знали о них. Поэтому я не упрекаю эти правительства... В одной из этих негерманских стран в 1936—1938 годах проходили политические процессы. Для них было характерно то, что подсудимые удивительным образом изобличали сами себя. Они перечисляли в некоторых случаях целый ряд преступлений, которые они совершили. Когда оглашались смертные приговоры, то они, к удивлению всех, бурно аплодировали. Некоторые иностранные корреспонденты сообщали, что подсудимых приводили в это ненормальное состояние с помощью какого-то неизвестного до той поры средства. Именно по этой причине они вели себя таким образом. В Англии я вспомнил об этих событиях в связи с определенным обстоятельством. Я не смог получить отчеты о тогдашних процессах, так же как и здесь. Но в моем распоряжении были соответствующие номера «Фелькишер беобахтер». При просмотре этих номеров я нашел соответствующее место в газете от 8 марта 1938 г. В одном из отчетов из Парижа, датированном 7 марта 1938 г., сказано следующее: «Влиятельная парижская газета "Ле жур" сообщила о разоблачениях, касающихся средства, которое, очевидно, было применено в упомянутых процессах. Дословно там сказано: "Это средство дает возможность заставить жертвы, которые избраны, действовать и говорить как это им приказывается"».