Игорь Овсяный - Тайна, в которой война рождалась

Правительство Польши ответило резкой нотой, адресованной председателю сената Грейзеру. Сославшись на предоставленное ему право таможенного контроля (Гданьск находился в таможенной унии с Польшей), оно заявило, что поручило своим сотрудникам таможни продолжать исполнять обязанности "в форме и при оружии". В ноте содержалось требование, чтобы к 6 часам следующего дня (5 августа) сенат сообщил об отмене изданных им указаний об отстранении польских таможенных чиновников.

Действуя по указке из Берлина, гданьский сенат отрицал причастность к инциденту. Варшава, утверждали гитлеровцы, предъявив "ультиматум", умышленно ведет дело к обострению обстановки. Гданьское правительство заявляло "самый решительный протест". В "войну нот" включилась нацистская дипломатия. 9 августа Вейцзекер пригласил польского поверенного в делах Любомирского и выразил ему "крайнее удивление" в связи с действиями правительства Польши. Угрозы и ультиматумы Гданьску, предупредил он, могут привести к ухудшению германо-польских отношений. Ответственность за это полностью ляжет на Варшаву. Демарш Вейцзекера сопровождался резким усилением антипольской кампании в немецкой печати. Газеты рейха предупреждали: близится час, когда в словах Берлина будет "отчетливо слышен звон железа".

Главарь гданьских фашистов, Форстер, только что вернувшийся из Германии, где встречался с "фюрером", вечером 10 августа на фашистском сборище произнес речь, полную угроз в адрес Польши. Следующее "собрание", заявил он, состоится уже после присоединения Гданьска к рейху.

В тот же вечер на квартире комиссара Лиги наций в Гданьске Буркхарта раздался телефонный звонок.

- Фюрер хочет видеть вас завтра в 4 часа дня у себя в Оберзельцберге, сообщил Форстер.

- Но это невозможно! Как я могу попасть туда к такому сроку? - возразил Буркхарт.

- Все предусмотрено. Фюрер предоставляет вам свой личный самолет... Сегодня с полуночи аэродром будет оцеплен. О вашем отъезде никто не узнает...

Находясь в течение двух лет на посту представителя Лиги наций в Гданьске, Буркхарт фактически работал йод руководством Галифакса, председателя "Комитета трех", которому поручили вопрос о "вольном городе". Ночью Буркхарт успел сообщить в Лондон и Париж о приглашении и получил их согласие на визит в Германию. Английский министр иностранных дел просил его "обстоятельно" переговорить с Гитлером. Буркхарт понял смысл просьбы. Для него не было секретом, что Чемберлен и Даладье, пристально наблюдая за развитием германо-польского кризиса, надежды возлагали на организацию нового Мюнхена - за счет Польши. Когда напряжение достигнет кульминации, рассчитывали они, Гитлер согласится, как и в период чехословацких событий, на созыв конференции. Не означает ли приглашение комиссара Лиги наций в Оберзальцберг, что наступил момент для осуществления этого замысла? Неожиданно Буркхарт оказался в центре надвигавшегося на Европу циклона. От результатов его переговоров с Гитлером, полагал он, будет зависеть судьба "западной цивилизации".

Обдумывая предстоявшую беседу, верховный комиссар Лиги наций не забывал прикинуть, как она может отразиться на его личной карьере. Швейцарский историк Буркхарт был близок по взглядам к "идеалам" третьего рейха. Его назначение в Гданьск было предварительно согласовано с Гитлером. Теперь приглашение... Неплохое начало для человека, мечтающего получить должность посла в Берлине!

Предвоенная Германия фактически имела три столицы. Административным центром являлся Берлин. Центром идеологической обработки населения в духе национал-социализма был Мюнхен. Но управлялась страна с вершины горы, где располагалась личная резиденция Гитлера "Бергхоф". Горная вилла, сооруженная в Баварских Альпах близ Зальцбурга, в полной мере отвечала стремлению "сверхчеловека" к одиночеству. Здесь "фюрер" обдумывал и принимал важные решения.

Незадолго до войны высоко над виллой, на обрывистой скале, построили "чайный домик", получивший наименование "Адлерхорст" - "Орлиное гнездо". Чтобы попасть туда, необходимо было подняться на лифте по вертикальной шахте, вырубленной в скале, на высоту более 100 метров. Там посетитель обнаруживал массивное приземистое сооружение, состоящее из застекленной залы, окруженной колоннадой. В соответствии с духом третьего рейха откосы подъездов, выходы из подземелий и подступы к "чайному домику" были устроены с учетом военных соображений и защищены многочисленными пулеметными гнездами. Сюда и доставили Буркхарта для встречи с "фюрером".

Беседа была рассчитана как "разговор на чистоту". Как обычно, она свелась к монологу Гитлера. Буркхарт, прислонившись к косяку застекленной двери, почтительно слушал. Разыгрывая заранее продуманный спектакль, "фюрер" применил целую серию ораторских эффектов. Временами он срывался и, словно бешеный, начинал метаться по зале, отшвыривая ногам/и и руками попадающуюся мебель.

Изображав человека, терпение которого доведено до предела, Гитлер обрушился на поляков.

- Польша прибегает к угрозам в отношении Данцига! Газеты заявляют, что это именно тот язык, которым надо со мной разговаривать!.. Если вновь возникнет малейший инцидент, я без предупреждения разгромлю поляков, так что от них не останется и следа, - бесновался Гитлер. - Я ударю, как молния!

- Но это будет означать всеобщую войну, - вставил Буркхарт.

- Пусть так! Если мне суждено вести войну, я предпочитаю, чтобы это было сегодня, когда мне пятьдесят лет, а не когда будет шестьдесят! Что вы сможете предпринять против меня? Ударить с воздуха? ("Истерический смех", отмечает Буркхарт в записи беседы.)

Но вдруг в облике Гитлера произошла разительная перемена. Он успокаивается. Он хочет мира.

- Постоянные разговоры о войне, - говорит он, - это глупость. Они только сводят народы с ума. О чем, в сущности, идет речь? Только о том, что Германия нуждается в зерне и лесе. Для получения зерна мне нужна территория на Востоке, для леса - колония, только одна колония. Все остальное ерунда...

Я не стремлюсь к господству, - продолжал Гитлер. - Я ничего не требую от Запада ни сейчас, ни в будущем. Раз и навсегда: ничего. Все, что мне приписывают, - выдумки. Но мне нужна свобода рук на Востоке. Повторяю еще раз - вопрос идет только о зерне и лесе. Я готов вести переговоры. Но когда мне угрожают ультиматумами, меня лишают этой возможности!

Гитлер выводит собеседника на террасу, нависшую над обрывом. Монолог должен завершиться широким "пиано" на фоне гор, залитых лучами вечернего солнца.

- Как я счастлив, когда бываю здесь! - заявляет "фюрер". - Довольно я поработал, пора мне и отдохнуть. С каким удовольствием я остался бы здесь и занялся живописью. Ведь я художник!