Дмитрий Винтер - 1612. Все было не так!

А 19 февраля 1607 г. вышла совместная грамота экс-патриарха Иова и действующего патриарха Гермогена о Самозванце и «сокрушившем» его Шуйском [330]  Морозова Л. Смута… С. 198. . Последовало и покаяние перед экс-патриархом Иовом от «торговых и других людей» за сведение его с престола [331]  Козляков В. Указ. соч. С. 209. . Интересно, что Шуйский теперь уже не очернял Бориса Годунова, как при восшествии на трон, напротив, приносил покаяние за его свержение. Связано это, как представляется Л.Е. Морозовой, с тем, что Шуйский испугался прецедента – что его так же предадут ближние бояре, как предали (во главе с ним самим) Годунова [332]  Морозова Л.Е. История России Смутного времени. С. 276. . Как мы далее увидим, так и произошло, и лживое покаяние Василию Ивановичу не очень-то помогло.

Между тем борьба продолжалась, и с переменным успехом. В мае 1607 г. царские войска потерпели поражение от князя Телятевского на р. Пчельне, что, по словам К. Буссова, вызвало «великое замешательство» в Москве [333]  Буссов К. Указ. соч. С. 91. . Есть сведения, что уже тогда «десять знатнейших бояр… видя несчастливое правление того тирана… изобразили перед ним несчастья, произошедшие в его царствование… в столь короткое время» [334]  Дневник Марины Мнишек. СПб., 1995. С. 89, 98. .

Выступление это (если оно было, конечно…) было либо подавлено, либо (что более вероятно) между царем и его оппонентами был достигнут компромисс: оппозиционеры, кто бы они ни были, отказались от планов «свести» царя с престола, зато заставили его лично ехать на войну с Болотниковым («иначе не хотели сами без него поддерживать эту войну и дать отпор противной стороне»), чего он не хотел и поехал «с великим плачем… боясь какой-нибудь измены во время своего отсутствия» [335]  Цит. по: Козляков В. Указ. соч. С. 213. .

Тем временем новый Самозванец, которого так ждали повстанцы Болотникова – Лжедмитрий II – явился лишь летом 1607 г. Как несколько иронически пишет К. Валишевский, Болотников из Тулы слал гонцов в Польшу, «чтобы прислали какого-то Дмитрия», и его молитва была услышана [336]  Валишевский К. Указ. соч. С. 198. . Кто был новый претендент на московский престол – историки спорят до сих пор. По мнению одних, это был «литовец», то есть скорее всего литовскоподданный белорус, по мнению других – еврей (тут мнения тоже расходятся – то ли «выкрест», т. е. принявший христианство, то ли иудей), третьи считали его сыном князя Курбского. Есть и еще одна версия, но о ней чуть ниже. Из того, что мы достоверно знаем, ясно одно: новый Самозванец был полным ничтожеством, которого фактически принудили играть роль царя, причем дважды – сначала в Речи Посполитой, а потом в России.

По версии, передаваемой иезуитами, польский пан Меховецкий пригрозил бедолаге выбором – сгнить в тюрьме (или вовсе быть казненным как московский лазутчик) либо стать царем. Почему его приняли за московского лазутчика – не совсем понятно, если только не принять еще одну версию – что новый Самозванец был по происхождению московитом, хотя и жил в Польше в течение некоторого времени [337]  Морозова Л.Е. История России Смутного времени. С. 290. . К. Валишевский приводит такую же точку зрения с добавлением, что второй Самозванец был не просто московитом, а ни много ни мало секретарем первого Самозванца, после 17 мая 1606 г. сбежавшим в Польшу [338]  Валишевский К. Указ. соч. С. 199. .

Началась новая самозванческая интрига в конце февраля 1607 г., а 23 мая Лжедмитрий II пересек границу России. При этом поляки не решились сопровождать его, поскольку опасались немилости короля, и новому претенденту на престол сопутствовали всего два человека – русские [339]  Скрынников Р.Г. Смутное время… С. 299–302. .

Интересно, что, по свидетельству Г. Паэрле, как раз в это время приставы, охранявшие людей первого Самозванца (к каковым принадлежал и он сам), начали открыто говорить со своими узниками о политике, в частности, о том, что Шуйский якобы потерял в войне с повстанцами свыше 100 000 человек; раньше они ни о чем подобном говорить не смели [340]  Источники истории. С. 328. .

Рассказывают, что при появлении в России, в г. Стародуб (нынешняя Брянская область) Самозванец сначала не решился назвать себя царем, а назвался боярином Андреем Нагим (по другой версии, он назвался Нагим еще в Польше), дядей Дмитрия по матери, а на вопрос «Где же Дмитрий?» ответил: «Не знаю, знаю только, что он идет за мной следом с паном Меховецким». Один из спутников Лжедмитрия, подьячий Рукин, отправился в Путивль и там объявил, что Дмитрий уже в Стародубе. Тогда путивляне отправили в Стародуб делегацию, члены которой спросили мнимого Нагого, где царь, на что тот ответил, что не знает. Тогда путивляне выпороли подьячего Рукина, и тот, не выдержав боли, указал на Самозванца и объявил: вот, мол, он, ваш государь, стоит и смотрит, как вы меня мучаете, а не открылся вам сразу, так как не знал, будете ли вы рады его приходу».

После этого Лжедмитрий II вторично, теперь уже в России, был поставлен перед выбором: объявить себя царевичем Дмитрием или умереть (ну, или как минимум подвергнуться пытке). Он, конечно, вторично выбрал первое: принял повелительный вид и, грозно махнув палкой, закричал: «Ах вы сякие дети, я государь!» – после чего стародубцы и путивляне упали к его ногам и закричали: «Виноваты, государь, не узнали тебя; помилуй нас! Рады служить тебе и живот свой положить за тебя!» [341]  Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 514–515; Морозова Л.Е. История России Смутного времени. С. 291. Кстати, по некоторым сведениям, тут до смешного точно повторилась ситуация в Польше с Меховецким, с той только разницей, что там будущему Тушинскому вору угрожали казнью как московскому шпиону, здесь же – как польскому [342]  Морозова Л. Смута… С. 250. .

Как бы то ни было, этот эпизод сам по себе показывает, насколько ничтожной и неподходящей для своей роли личностью он был. И в самом деле, его почти тут же подмяли под себя явившиеся вскоре поляки во главе с Меховецким; кроме последнего, явились также Адам Вишневецкий, Хруслинский, Хмелевский, Валавский, Самуил Тишкевич, а также самый сильный, князь Роман Рожинский. «Царь» дважды пытался убежать, но его ловили и принуждали продолжать играть свою роль. Причем вообще такое, мягко говоря, неуважительное отношение к «самодержцу» обнаружилось сразу: уже 6 октября 1607 г. польские наемники рассердились на «царя», как свидетельствует участник событий, «за одно слово»; правда, отойдя от «царского» стана три мили, поляки передумали и вернулись [343]  Цит. по: Козляков В. Указ. соч. С. 227. .