Юрий Мухин - Генеральская мафия — от Кутузова до Жукова

А вот из воспоминаний командира батальона о том, как лейб-гвардии Измайловский и Литовский пехотные полки приняли на себя атаку французской тяжелой кавалерии. Командир одного из батальонов В. Тимофеев приказал своим солдатам, перестроившимся в каре (прямоугольник из 4 рот), не стрелять, а лишь «махать штыками» (лошади боялись сверкающего металла) и «колоть в морду тех лошадей, которых кирасиры принудили бы приблизиться к фронту» . Французы сначала замешкались перед каре, но пехота не стала ждать: «Я, — вспоминал Тимофеев, — скомандовав «ура», бросился с батальоном в штыки. Передние кирасиры были жертвою наших штыков, опрокинулись на свою колонну; смешали еще более оную и обратились все в бегство. Тогда я приказал открыть по ним батальный огонь, и тем было довершено поражение» . (Батальный огонь — это огонь пехотинцев без команды, когда каждый солдат стреляет, когда хорошо прицелится.)

А вот эпизод воспоминаний прославленного партизана, профессионального кавалериста Дениса Давыдова, и в этом эпизоде кавалерист Давыдов восхищается гвардией Наполеона, хотя на самом деле это восхищение кавалериста хорошо обученной пехотой.

Начало ноября 1812-го, войска Наполеона бегут из России, а партизаны потрошат их колонны.

«Сего числа, на рассвете, разъезды наши дали знать, что пехотные неприятельские колонны тянутся между Никулиным и Стеснами. Мы помчались к большой дороге и покрыли нашею ордою всё пространство от Аносова до Мерлина. Неприятель остановился, дабы дождаться хвоста колонны, бежавшего во всю прыть для сомкнутия. Заметив сие, граф Орлов-Денисов приказал нам атаковать их. Расстройство сей части колонны неприятельской способствовало нам почти беспрепятственно затоптать её и захватить в плен генералов Альмераса и Бюрта, до двухсот нижних чинов, четыре орудия и множество обоза». То есть прекрасный результат атаки на не подготовившуюся к атаке пехоту. Однако далее: «Наконец подошла старая гвардия, посреди коей находился сам Наполеон. Это было уже гораздо за полдень. Мы вскочили на конь и снова явились у большой дороги. Неприятель, увидя шумные толпы наши, взял ружьё под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хотя одного рядового от сомкнутых колонн, но они, как гранитные, пренебрегали все усилия наши и остались невредимыми… Я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих всеми родами смерти угрожаемых воинов! Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, в белых ремнях с красными султанами и эполетами, они казались как маков цвет среди снежного поля! Будь с нами несколько рот конной артиллерии и вся регулярная кавалерия, бог знает для чего при армии влачившаяся, то, как передовая, так и следующие за нею в сей день колонны вряд ли отошли бы с столь малым уроном, каковой они в сей день потерпели.

Командуя одними казаками, мы жужжали вокруг сменявшихся колонн неприятельских, у коих отбивали отставшие обозы и орудия, иногда отрывали рассыпанные или растянутые по дороге взводы, но колонны оставались невредимыми.

Видя, что все наши азиатские атаки рушатся у сомкнутого строя европейского, я решился под вечер послать Чеченского полка вперёд, чтобы ломать мостики, находящиеся на пути к Красному, заваливать дорогу и стараться всяким образом преграждать шествие неприятеля; всеми же силами, окружая справа и слева и пересекая дорогу спереди, мы перестреливались со стрелками и составляли, так сказать, авангард французской армии.

Я, как теперь, вижу Орлова-Денисова, гарцующего у самой колонны на рыжем коне своем, окруженного моими ахтырскими гусарами и ординарцами лейб-гвардии казацкого полка. Полковники, офицеры, урядники, многие простые казаки бросались к самому фронту, — но всё было тщетно! Колонны валили одна за другою, отгоняя нас ружейными выстрелами, и смеялись над нашим вокруг них безуспешным рыцарством.

В течение дня сего мы ещё взяли одного генерала (Мартушевича), множество обозов и пленных до семисот человек; но гвардия с Наполеоном прошла посреди толпы казаков наших, как стопушечный корабль между рыбачьими лодками».

Я завёл разговор о кавалерии и привёл эти эпизоды, собственно, с одной целью — заставить задуматься над тем, почему Наполеон, прекрасный знаток военного дела, в Бородинском сражении посылал свою кавалерию атаковать русскую пехоту, готовую к бою? Ведь после этих атак батарея Раевского в наполеоновской армии получила название «кладбище французской кавалерии». Зачем он губил свой подвижный род войск в заведомо гибельных атаках? Полагаю, что это был жест отчаяния.

Но вернемся к Кутузову и рассмотрим его как тактика.

Итак, Кутузов принял армию и сразу же начал искать место будущего генерального сражения. Вообще-то, место поля боя подобрали еще до приезда Кутузова, в том числе и с точки зрения эффективности действия артиллерией, и даже начали строить укрепления, но Кутузову это поле боя не понравилось: «Князь Кутузов вознамерился дать сражение близ Колоцкого монастыря. Также производилось построение укреплений и также позиция оставлена. Она имела свои выгоды и не менее недостатков. Правый фланг, составляя важнейшие возвышения, господствовал местами на протяжении всей линии, но если бы невозможно было удержать его, отступление делалось затруднительным, тем более что в тылу лежала тесная и заселенная долина» .

Как видите, Кутузов не руководствовался мыслью «сжечь за собою мосты», для него выгоды занятия «важнейших возвышений» меркли перед затруднениями отступления. И вот если эту мысль не проследить, то мы не поймем, какими критериями руководствовался Кутузов, выбрав для сражения местность за селом Бородино на Смоленской дороге.

В Интернете у одного из апологетов Кутузова прочел: «Выбирая позицию, Кутузов — один из самых блестящих тактиков военной истории — главным образом выбирал её с точки зрения маневрирования и ведения прицельного огня артиллерией» . Вывод поразителен уже тем, что даже этот источник сообщаёт, что половина артиллерии русской армии не была установлена на этих «прекрасных артиллерийских позициях» ни для «ведения прицельного огня», ни для какого иного и находилась к началу боя в резерве, чёрт знает где от места событий.

Бородинское поле удивило даже артиллерийского офицера Л. Толстого, и удивило именно несуразностью этого выбора: «Факт тот — что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему-нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте» .