Юрий Мухин - Генеральская мафия — от Кутузова до Жукова

Кутузов был прямой противоположностью того идеального начальника, которого я описал. Непомерное желание славы при осознании отсутствия прав на эту славу. Сознание того, что он не способен победить Наполеона, при непомерном желании быть главнокомандующим русских войск. И уверенность, что всего желаемого он может добиться своей хитростью, обманом.

Кутузову приписывают фразу, в подлинность которой можно поверить: «Я не о том думаю, как бы разбить Наполеона, а о том, как его обмануть» . Сарказм истории в том, что как раз Наполеона ему ни разу не удалось обмануть, Кутузов обманывал только своих, обманывал всех — от Царя до своих подчиненных. Суворов, знавший Кутузова и видевший в нем человека очень хитрого, говорил: «Его и Рибас не обманет» , — имея в виду испанца де Рибаса, бывшего во времена Суворова на русской службе и имевшего репутацию человека хитрого и изворотливого.

Кутузов ехал принимать армию не для победы над Наполеоном, а для победы над остальными полководцами армии в деле прославления себя, любимого. Естественно, что для этого ему надо было обзавестись преданными себе людьми и скомпрометировать остальных полководцев — Багратиона, Барклая де Толли и навязанного ему царем Беннигсена. Причем начал Кутузов этим заниматься еще на подъезде к армии.

Барклай де Толли, недовольный нераспорядительностью атамана Платова и квартирмейстера Толя, уволил их из армии и отправил в тыл. Кутузов по дороге из Москвы привез их обратно, вернув Платову его должность командующего казаками, а Толь быстро сделался его доверенным лицом и любимцем. Это был плевок в лицо Барклая де Толли. Причём Платов стал как бы человеком Кутузова, но, как только речь зашла о репутации самого Кутузова, он немедленно сдал «своего человека». Обозначая удар во фланг Наполеону в Бородинской битве, Кутузов, как вы помните, послал 1-й кавалерийский корпус Уварова и казаков Платова на готовых к отражению этого наскока французов. Заведомо бессмысленная операция закончилась потерями своих войск, брать на себя ответственность за этот глупый рейд Кутузов не собирался и свалил всё на кавалеристов. Но если он в своем рапорте царю Уварова хоть как-то защищает, то на Платова бессовестно валит всю вину за неудачу: «Говоря о 1-м кавалерийском корпусе, я имею долг присовокупить вашему императорскому величеству, что генерал-лейтенант Уваров по усердию своему к службе его величества, сколько ни желал в сражении 26 августа при Бородино что-либо важное предпринять с порученным ему корпусом, но не мог совершить того, как бы ему желалось, потому что казаки, кои вместе с кавалерийским корпусом должны были действовать и без коих не можно ему было приступить к делу, в сей день, так сказать, не действовали» . В результате атаман Платов ни за Бородинскую битву, ни вообще за всю войну 1812 года не получил ни единой награды, а остальные четыре казачьих генерала не были награждены за Бородино.

Армия начала делиться. Власть Кутузова, дававшая ему право награждать и давать царю характеристики на генералов, волей-неволей заставляла генералов выслуживаться перед Кутузовым. Вы видели, как на совете в Филях Остерман-Толстой, которого никто за язык не тянул, полез компрометировать Беннигсена глупейшим вопросом только потому, что мнение Беннигсена расходилось с мнением Кутузова. Причем Кутузов занялся компрометацией своих конкурентов сразу же по прибытии в армию, еще до Бородино.

Установился вопиющий бардак в штабах, и этот бардак продолжался весь период командования Кутузова. Ермолов пишет: «С прибытием к армиям князя Кутузова известны мне были неприятности, делаемые им Барклаю де Томи, который негодовал на беспорядок в делах, принявших необыкновенный ход. Сначала приказания князя отдавались начальникам главного штаба, мне и генерал-адъютанту графу Сен-При, чрез полковника Кайсарова, исправляющего при нем должность дежурного, чрез многих других, и даже чрез капитана Скобелева, нередко одни другим противоречащие, из которых происходили недоразумения, запутанности и неприятные объяснения. Случалось иногда, что приказания доставлялись непосредственно к корпусным и частным начальникам, которые, приступая к исполнению, извещали для доклада главнокомандующим, когда войска выступали из лагеря или возвращались. Приказания объявляемы были также генерал-квартирмейстером 2-й армии Толем, гвардии полковником князем Кудашевым» . (Князь Кудашев был зятем Кутузова.)

Надо понять, что творил Кутузов. Его прямыми подчиненными были Багратион и Барклай де Толли, и все приказы Кутузов обязан был направлять им, а уж они давали бы свои приказы своим подчинённым. Кутузов же, раздувая междоусобицу, игнорировал Багратиона и Барклая де Толли, посылая через своих любимцев приказания непосредственно подчинённым командующих армиями.

Один из тогдашних работников штаба Кутузова, следовательно, прямой подчиненный Беннигсена Н. Дурново, записал в дневнике: «Наш главный штаб также в открытой войне с главным штабом фельдмаршала. Можно ли надеяться победить неприятеля, пока происходит междоусобная война?»

Вообще, когда читаешь подробности командования «выдающегося полководца», остается чувство какой-то мелочной подлости. Вот пример.

Оставляя Москву, армия Кутузова прошла её с запада, а вышла на востоке — на Владимир. Барклай де Толли полагал такое направление более правильным и сосредоточение русских сил в районе Владимира более удобным, поскольку оно позволяло сохранять свободное сообщение с Петербургом. Затем несколько изменили направление — на Рязань.

Однако в связи с тем, что Москва была сожжена и Наполеон был не в состоянии в ней долго сидеть, Беннигсен задумался над вопросом: что Наполеон будет делать? И пришёл к выводу, что Наполеон уйдет из России. Но как? Дорога, по которой он пришёл, была разорена, следовательно, Наполеон выберет другую дорогу для отхода — ту, на которой сможет прокормить свою орду. То есть Наполеон будет возвращаться южнее, и если он выйдет на Калугу, то может вполне благополучно вернуться из России вместе с награбленным. Отсюда следовало, что для обессиливания Наполеона необходимо заставить его вернуться той дорогой, по которой он пришёл, а для этого нужно не допустить его выход из Москвы на юго-запад. А для этого, в свою очередь, нужно переместить армию в район дороги на Калугу.

Но для этого нужно было вернуться назад, пройдя вокруг Москвы, в которой уже были французы. Наполеон легко мог ударом из Москвы перехватить войска и ударом во фланг разгромить русскую армию. Однако, рассуждал Беннигсен, Москва не сдалась, условий сдачи не оговорила, и по законам войны французы имеют право грабить её три дня. Следовательно, они этим и займутся, а Наполеон просто не сможет отвлечь армию от грабежа, и получается, что этот маневр может быть удачным. План Беннигсена был принят, но это был план Беннигсена, а не Кутузова. И сначала Кутузов делает то, что непонятно было Ермолову: «Смелое и решительное фланговое сие движение, по близости неприятеля небезопасное, совершено беспрепятственно, и армия в самое ненастное время, гнусными проселочными дорогами была у города Подольска. Здесь без всякой надобности князь Кутузов пробыл двое суток, не переходя на Калужскую дорогу не от того, что уверен он не был, что неприятель не может предупредить его» . Тогда отчего? Ермолов об этом промолчал. Не оттого ли, что Кутузов ждал, чтобы Наполеон ударом из Москвы сорвал план Беннигсена?