Коллектив авторов - КРАМОЛА Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе.

Купюры в текстах документов, показаниях свидетелей и других цитатах, сделанные при составлении документа в прокуратуре, обозначаются знаком многоточия (как и в самом документе). Пропуски в тексте документов, сделанные нами, обозначаются многоточием в квадратных скобках: […]. В квадратные скобки также заключены все внесенные нами в текст дополнения: раскрытые сокращения слов, восстановленные фрагменты неразборчивых слов и т.п. В круглых скобках помещены примечания от составителей: «Так в тексте», «Неразборчиво», «Слово утрачено» и т.п., краткий пересказ фрагментов текста, пропущенных редакторами, а также воспроизводятся содержательные пометы и резолюции, относящиеся к определенному месту текста. Если резолюция относится к документу в целом, то ее содержание излагается в подстрочном примечании к заголовку. Резолюции воспроизводятся только в том случае, когда они существенны для понимания событий; делопроизводственные пометы не приводятся.

Явные описки и ошибки в орфографии, а также пропуски отдельных слов исправляются без оговорок. В отдельных случаях, когда это необходимо для характеристики личности автора документа, орфографические и синтаксические ошибки воспроизводятся с примечанием в круглых скобках: (так в документе. – Сост.).

Информация о подсудимых, подследственных и т.п. дается в подстрочных примечаниях к документам или заголовкам при первом упоминании данного лица. Мы выбирали набор сведений, позволяющих составить представление о личности «антисоветчика» – возраст, место жительства, образование, профессия, партийность, наличие прежних судимостей, в т.ч. по политическим статьям, некоторые, казавшиеся нам существенными, дополнительные сведения (участие в войне, возвращение в СССР по репатриации, наличие репрессированных родственников и т.п.), сведения об осуждении по делу, к которому относятся документы. Если какие-то из перечисленных сведений не указаны, – значит, они отсутствуют в надзорном деле Прокуратуры СССР.

Авторские комментарии к разделу 1 написаны В.А. Козловым, к разделам 2, 3, 4, 6, 7 – О.В. Эдельман, к разделам 5, 9, – Э.Ю. Завадской, к разделу 8 – Э.Ю. Завадской и О.В. Эдельман.

В.А. Козлов

Смерть Иосифа Сталина как реальное политическое событие и как народный миф была рубежом, за которым последовала смена эпох, медленный дрейф в сторону относительной либерализации правящего режима. Социальное и политическое значение события, происшедшего в начале марта 1953 г. на ближней даче Сталина, несоизмеримо с тем, что историки и публика до сих пор знали об этом событии. Обстоятельства самой смерти обросли легендами, прощание с покойным устная традиция на долгие годы превратила в «сталинскую Ходынку» – столпотворение и толчея во время официальной церемонии прощания сопровождалась человеческими жертвами.

Вот, собственно, и все!

Публикуемые в этой главе документы рассказывают о тайных страницах «всенародного прощания с Вождем». Слухи о его болезни и смерти распространились по стране и стоили поломанной жизни немалому количеству людей – тем, кто, по сведениям тайной полиции, отреагировал на «трагедию века» не так или не совсем так, как предписывала официальная пропаганда. В автобиографической повести А.Д. Синявского «Спокойной ночи», написанной уже в эмиграции, в Париже в 1983 г., описан эпизод встречи с другом в день первого сообщения о болезни Сталина: друзья заперлись на ключ, обнялись, поцеловались и молча разошлись [88] Абрам Терц (Андрей Синявский). Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1992. С. 513-514. . Но и огорчаться следовало с осторожностью: не дай бог, скажешь что-нибудь не то. Священную фигуру почившего вождя могли оскорбить не только боязливая радость или вслух высказанная надежда на улучшение жизни, но даже простые и искренние оговорки – результат косноязычия, а не святотатственного умысла.

Умерший диктатор вскоре будет обвинен во всевозможных грехах, ритуальное почитание и «всенародную любовь» объявят малопонятным народу «культом личности», в учебники истории КПСС впишут несколько полукритических страниц о произволе и массовых репрессиях 1930-х гг., «перегибах» коллективизации, депортациях и этнических чистках (половину написанной сгоряча полуправды вскоре поспешат из учебников вычеркнуть, чтобы не вредить «делу социализма» и не огорчать «прогрессивное человечество»). Тем, кто «неправильно» отреагировал на смерть вождя, последующие декларации об «ошибках» Сталина принесут мало облегчения. Ведь эти люди уже получили свои сроки тюремного заключения и частично их отсидели.

Величественная картина народного прощания с генералиссимусом, созданная официальной пропагандой весной 1953 г., так и не вошла в коммунистические учебники истории. Осталась народная молва и смутные воспоминания о том, что множество людей восприняли смерть Сталина как личную драму. Этот «народный сталинизм» опирался на то, что, как писал впоследствии в жалобе один из осужденных, «вся сознательная жизнь у меня проходила тогда, когда Первым секретарем ЦК был Сталин. Все достижения в мирное и военное время, художественные произведения, идеологическое воспитание было связано с именем Сталина. Позволю себе сказать, что так было не со мной одним. Когда Сталин умер, я видел слезы на глазах многих людей. Причем слезы не показные, а идущие от чистого сердца» [89] ГА РФ.Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 1173. Л. 7. .

Люди боялись смутных времен, боялись, что без великого руководителя страна станет «жертвой империалистов и поджигателей войны». Но беспокоили и более земные тревоги. Как бы не передрались между собой преемники Сталина, как бы не вылилась возня в Кремле в новые политические чистки и борьбу с крамолой. Многие люди, особенно москвичи, до сих пор помнят о тех тревожных мартовских днях.

В конце 1960-х гг. в литературном объединении при МГУ им. М.В. Ломоносова кто-то читал поэму о смерти Сталина: «Отцы стоят навытяжку в кальсонах», – помню эту строчку до сих пор. Было в ней талантливо выраженное ощущение неожиданно и на короткий срок сросшегося с политикой быта. «Встать навытяжку в кальсонах», а не в мундире, у семейной постели, а не на официальном митинге, можно, только если это действительно касается лично тебя. У меня, например, такого желания никакая политическая смерть не вызывала, я, как и все в моем послевоенном поколении, вообще не испытывал по поводу этих смертей никаких личных чувств и эмоций.

Воспоминания о тех днях стали публиковать только в последние годы [90] См.: Поляков Ю.А. Похороны Сталина. Взгляд историка-очевидца // Новая и новейшая история. 1994. № 4/5; Саркисов А. В районе Трубной ЧП / Публ. Т. Горяевой // Московские новости. 1993. 28 февраля. Недавнее 50-летие со дня смерти Сталина вызвало серию документальных фильмов и телевизионных передач, использовавших кинохронику и рассказы очевидцев, а также послужило поводом для архивной выставки (См.: 1953 год. Между прошлым и будущим: Каталог выставки. М., 2003). . Главное, что вспоминают, – охватившую всех тревогу, потребность выразить каким-то образом особый трагизм момента и, наконец, все ту же толчею, неразбериху, столпотворение, жертвы, сопровождавшие прощание со Сталиным. Распространять слухи об этом событии было опасно. А.А. Цивилев, например, поплатился за то, что 9 марта иронически описал своим собеседникам прощание с вождем: «Когда гроб с телом был установлен в колонном зале Дома Союзов, всем хотелось посмотреть, после этой толкучки собрали 2 машины галош и повезли продавать» [91] См.: ГА РФ.Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 42051. Л. 5. Реабилитирован А.А. Цивилев был лишь в феврале 1955 г. .