Валерий Демин - Русь Летописная

Нетрудно убедиться, что в «Сказании об убиении Даниила» его собственная история смешана с двумя другими: во-первых, с любовными похождениями Юрия Долгорукого и убийством им в данной связи былого хозяина Москвы, боярина Кучки, в 1147 году (дата убийства по странной случайности стала считаться годом основания города); во-вторых, с мученической смертью Андрея Боголюбского в 1174 году (заговор против князя, как помнит читатель, был организован детьми и родичами погибшего Кучки). И наконец, третья — скоропостижная (летописи этого не отрицают) смерть 42-летнего Московского великого князя: она в народной памяти также прочно соединилась со зловещим образом все тех же Кучковичей.

Таким образом, согласно народным легендам Даниил Александрович умер насильственной смертью. Летописи же данного факта никоим образом не подтверждают, а говорят о кончине великого князя стереотипно: перед смертью, дескать, постригся в чернецы и принял схиму. Зато летописи подбрасывают совсем иную загадку: согласно общепринятой дате великий князь умер в 1303 году (лета 6811) — под сим числом его кончина зафиксирована, например, в Софийской летописи. А вот в Симеоновской летописи можно увидеть совсем другую дату — 1304 (6812) год, в Степенной книге — 1305 (6813) год. Не слишком ли большие расхождения? И главное, никем и никак вразумительно не объясненные! Разве это не противоестественно — три совершенно разные летописные даты, касающиеся одного и того же события (смерти), которое по церковным правилам фиксировалось исключительно точно. Да и с точки зрения житейской логики: можно ли представить, что дата смерти какого-либо выдающегося деятеля XX века спустя семьсот лет будет не совпадать в различных источниках! Невольно закрадываются подозрения: со смертью князя Даниила связаны какие-то события, кои всячески пытались скрыть (а позже фальсифицировать). Народные легенды как раз и проливают достаточный свет на перипетии неясной и запутанной летописной истории.

Где похоронен князь Данила (так несколько фамильярно именует его Степенная книга) — про то также рассказано по-разному, а в некоторых ранних летописных списках сей факт почему-то вообще умалчивается. И не странно ли: оказывается, уже ко времени воцарения великого государя Ивана III могила его прапрапрадеда считалась утерянной (и это несмотря на святость усопшего), хотя и находилась не где-нибудь в Тмутаракани, а в черте стольного града Москвы. С обнаружением могилы, собственно, и связаны все чудесные знамения, о которых сообщается в летописи и в житии преподобного и благоверного князя.

В летописной Степенной книге рассказывается, как однажды великий князь Иван Васильевич (Иван III) проезжал мимо Даниловского монастыря, и вдруг конь одного из сопровождавших его телохранителей споткнулся и встал как вкопанный. Юноша опешил — перед ним возникло видение: появился незнакомый человек и изрек: «Не бойся меня, я князь Даниил Московский. Твой конь наступил копытом на место, где зарыты мои мощи. Ступай к своему господину, великому князю Иоанну и спроси у него, почему предал меня забвению?» Сказал и исчез, а юноша догнал княжий отряд и передал Иоанну волю его венценосного предка.

Что-то здесь явно не так. Не сходятся концы с концами. Может ли кто-нибудь вразумительно ответить, почему спустя полтора века никто в Первопрестольной понятия не имел, где находится могила родоначальника Московского дома? И хотя, согласно Степенной книге, Иван III велел отслужить панихиду в память о князе Данииле, место захоронения последнего по-прежнему оставалось неизвестным. Ибо через некоторое время чудо на его могиле повторилось вновь.

Как поведал летописец, спустя много лет новый великий князь Василий Иванович (сын Ивана III и отец Ивана Грозного) с большой свитой вновь проезжал мимо Даниловского монастыря. Зашли помолиться в церковь, а когда вышли назад, один из приближенных — князь Иван Михайлович Шуйский, — садясь на лошадь, решил воспользоваться лежащим рядом валуном. Но тут стоявший поблизости крестьянин вдруг сказал ему: «Господин, не дерзай садиться с сего камня на коня своего. Знай, что здесь покоится блаженный князь Даниил Московский». Поразительна реакция государя Василия Ивановича. «Мало ли тут князей!» — сказал он, и его слова сохранились в каноническом житии. Помимо элементарного неуважения к своему предку пренебрежительная фраза свидетельствует также и о том, что могила Даниила для царственных особ и боярской элиты все также оставалась неизвестной. Зато в народе хорошо знали, кто погребен под заветным камнем.

Между тем Шуйский, ободренный великокняжеской бестактностью, ступил сапогом на валун и попытался сесть на коня. Но тот вдруг стал на дыбы, а затем неожиданно пал на землю и испустил дух. Шуйского еле живого вытащили из-под коня. Он долго хворал, но когда раскаялся в дерзости своей, выздоровел. Сомневаться в приведенных в летописи и житии фактах не приходится, ибо свидетелями их были десятки (а во втором случае — может быть, и сотни людей). Помимо событийно-хронологического аспекта летописные сведения имеют, безусловно, и ноосферный аспект. Место, выбранное в свое время князем Даниилом для монастыря, ныне носящего его имя, — одна из древнейших святых, священных и эзотерических точек Москвы. Ее сакральная топология обусловлена не только географическим расположением, но также и геологической, гидрографической и геофизической природой, замыкающейся на космические закономерности.

Мужание Московского княжества, собирание вокруг него других русских земель и появление на карте мира новой великой державы пришлись на очень трудные времена в истории России. Русь под ярмом Орды. Большинство русских княжеств утратили независимость. Ярлык на великое княжение утверждается в ханской ставке, что сразу же породило нескончаемую вереницу интриг. Помимо ежегодной обременительной дани частые набеги монгольских карательных отрядов, после чего от только что отстроенных сел и городов вновь оставалось одно пепелище, а уцелевшие после резни люди угонялись в полон. Причем нередко во главе карательного войска стояли русские князья, которые и провоцировали очередной набег.

На первых порах Москва оказалась в эпицентре продолжавшихся княжеских междоусобиц, многократно усиленных теперь, однако, безжалостностью татарских репрессалий. Впервые Москву сожгли и разграбили еще в 1237 году во времена ужасающего Батыева нашествия (рис. 128). Великий погубитель Руси самолично наблюдал за штурмом и агонией города. Ах, если бы этот страшный миг оказался последним! В последующие три века татаромонголы неоднократно сжигали ее новую столицу, непрерывно возрождающуюся, подобно Фениксу из пепла. Последний раз Москва дотла сжигалась уже при Иване Грозном весной 1571 года, когда крымский хан Девлет-Гирей, воспользовавшись российскими неудачами в Ливонской войне, во главе 120-тысячного войска совершил молниеносный набег на Москву. Татары появлялись под стенами Белокаменной настолько регулярно, что две из старых улиц Замоскворечья по сей день прозываются Ордынками: по ним татарская рать двигалась к переправам через реку и знаменитому Крымскому броду (также названному по их имени), где нынче красуется Крымский мост.