Валерий Демин - Русь Летописная

На страницах самой «Повести временных лет» имя Нестора не сохранилось, и авторство установлено косвенным путем на основе несложных логических умозаключений. Так, текст «Повести» в составе Ипатьевской летописи начинается с безымянного упоминания ее автора — черноризца Печерского монастыря, а в послании другого печерского монаха, Поликарпа, к архимандриту Акиндину, датируемом XIII веком, прямо указывается на Нестора как автора Начальной летописи. То же самое говорится и в «Житии преподобного Антония», составленном несколько позже, но опирающемся на устные монастырские предания, в точности которых на сей счет сомневаться не приходится.

Уже при жизни Нестор был известным и общепризнанным автором «Жития преподобного Феодосия, игумена Печерского» и «Чтения о житии и погублении Бориса и Глеба». Возможно, и в авторском варианте «Повести временных лет» значилось его имя, но было выскоблено (случайно или намерено) при последующем редактировании. Но живой дух «отца русской истории» зримо присутствует на страницах его бессмертного летописного произведения. Некоторые пассажи написаны от первого лица и свидетельствуют: автор был очевидцем излагаемых событий, причем очевидцем далеко не бесстрастным. «Вот и я, грешный, много и часто Бога гневлю и часто согрешаю во все дни!» — искренне сокрушается Нестор, рассказывая о неисчислимых бедах русского народа и не отделяя себя от его судьбы.

Современным читателям «Повести временных лет» Нестор-летописец наверняка представляется этаким седовласым старцем с окладистой бородой, облаченным в монашеское одеяние и склоненным над пергаментными листами своего бессмертного манускрипта. В плане обобщенной символики, это, конечно, так и должно быть. Но великий монах прожил еще и обычную человеческую жизнь: был ребенком, отроком, вьюношей (как иногда принято еще говорить), зрелым мужем и, наконец, почтенным старцем. Впрочем, даже последняя возрастная стадия достаточно условна — и объективно, и субъективно. Автору этой книги исполнилось 58 лет — ровно столько, сколько, предположительно, прожил на свете Нестор-летописец, но я пока что никаким старцем себя не ощущаю, седой бороды не имею и не чувствую свою жизнь завершенной (намерен написать еще не одну книгу).

Таким образом, точных сведений о годе и месте рождения «отца русской истории» не сохранилось, нигде не записана и точная дата его смерти. Разные исследователи и в разные времена пытались по косвенным намекам установить точные даты жизни летописца. На основании скрупулезных разысканий плеяды русских историков в знаменитом Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона они были указаны совершенно определенно: 1056–1114. Однако последующая «исследовательская» деятельность ученых-крохоборов привела к полному отрицанию обеих (нижней и верхней) хронологических планок. Они «доисследовались» до того, что, скажем, в 3-м издании Большой советской энциклопедии вслед за именем Нестора уже напечатано: годы рождения и смерти неизвестны.

Лично я склонен согласиться с датировкой Брокгауза и Ефрона, отразившей авторитетное мнение дореволюционной русской историографической школы, и именно данной хронологии намерен придерживаться в последующем изложении. Имеется еще точка зрения школы академика Дмитрия Сергеевича Лихачева (1906–1999), возобладавшая ныне благодаря своему монопольному положению: она отрицает конкретные даты Несторова рождения и смерти, ограничиваясь указанием: 1050-е годы — начало XII века. В любом случае все сходятся на том, что преподобный Нестор прожил около шестидесяти лет. Тоже, согласитесь, возраст не слишком подходящий для «старца» — в его годы Владимир Мономах, например, только что получил право на Киевский престол и начал править на благо Руси.

Хотя Нестор и начинал свое летописное повествование с «послепотопных времен» и пытался сопрячь его с некоторыми событиями мировой истории, появление славян на исторической арене он смог проследить только с момента появления их на Дунае (то есть после длительного периода общеиндоевропейской миграции, о чем русские летописцы не имели ни малейшего понятия). Покрыты густым туманом для отца отечественной историографии и начальные события, происходившие собственно на Русской земле. Князя Кия — основателя Киева, его братьев Хорива и Щека и сестру Лыбедь (рис. 92) он не в состоянии привязать к какой-либо надежной дате и целиком оставляет во власти легенд.

Рис. 92. Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь. Художник Надежда Антипова

Ранняя хронология «Повести временных лет» увязана с византийским летописанием и собственными расчетами русского хрониста. Первая реальная дата, как уже неоднократно упоминалось, относится к 852 году, когда у стен Царьграда появился мощный русский флот (мощным он был, скорее, в количественном, чем качественном отношении, ибо русские воины испокон веков достигали берегов Мраморного моря не на больших кораблях, а на челнах и лодках-однодеревках (по-гречески — моноксилах).

Далее на страницах Несторовой летописи появляются загадочные исторические персонажи, которые не скоро отсюда исчезнут. Конечно же, имеются в виду варяги. В 859 году они прибыли «из заморья», дабы собрать со славянских и финских племен причитавшуюся им дань, в 862 году их изгнали — снова «за море» (должно быть, за злоупотребления), но ненадолго: в том же году варяги вновь вернулись, и трое из них — Рюрик, Синеус и Трувор (рис. 93) — стали княжить в Новгородских землях. Синеус и Трувор вскоре умерли (или же были убиты — летопись о том многозначительно умалчивает), а Рюрик положил начало правящей династии, с чьей судьбой история России оказалась связанной на долгие семь с половиной веков.

Рис. 93. Рюрик, Синеус и Трувор. Художник Надежда Антипова

Кто же такие варяги? В XVIII–XIX веках возобладала точка зрения, согласно которой варяги — русское название знаменитых скандинавских викингов (норвежцы, шведы, датчане), терроризировавших Западную Европу на протяжении нескольких столетий. Мнение это преобладает и по сей день. Однако ни Начальная русская летопись, ни скандинавские саги и хроники достаточных оснований для подобных выводов не дают. Обратимся к Нестору. Первый раз варяги упоминаются в «Повести временных лет» на ее первых же страницах: в Лаврентьевской — на 2-м, в Ипатьевской — на обороте 3-го рукописных листов. Более того, они открывают список из 13 народов, продолживших после потопа род Иафета. По-древнерусски это звучит так: