Петр Мультатули - Господь да благословит решение мое ( Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов)

Граф Воронцов ответил немедленно на письмо Царя. Вот его текст: "Ваше Величество! Полученная мною 10-го телеграмма Вашего Величества вызвала во мне следующие размышления, которые я с разрешенной мне Вами откровенностью позволяю себе высказать. Ваше Величество желает встать во главе армии. Для дальнейших событий по управлению обширным Российским государством необходимо, чтобы армия под Вашим начальством была бы победоносной. Неуспех отразился бы пагубно на дальнейшем царствовании Вашем. Я лично убежден в окончательном успехе, но не уверен в скором повороте событий. Много напортили существующие командования и скорого исправления ошибок трудно ожидать. Необходимо избрание Вами достойного Начальника Штаба на смену настоящему. Голоса с Западного фронта, доходящие до Кавказа, называют генерала Алексеева. Голос Армии, вероятно, не ошибается. Назначение великого князя Николая Николаевича наместником Вашим на Кавказ я считаю весьма желательным. Великому князю легче управлять Кавказом, чем простому смертному, таковы уж свойства Востока. Я уверен, что великий князь скоро полюбит Кавказ и его жителей, и жители его полюбят за его доброту и отзывчивость. Но пожелает ли он занять это место? Разжалование его из попов в дьяконы сильно затрагивает его самолюбие и не может не быть для него крайне тяжелым"{140}.

Таким образом, из письма видно, что решение снять великого князя было принято Императором в самом начале августа, так как Воронцов-Дашков пишет, что получил царскую телеграмму 10-го августа. Из письма также видно, что Николай II не назвал в письме Воронцову-Дашкову имени начальника штаба (генерала Алексеева), хотя, как видно из черновика письма, это решение было им уже принято. Вероятно, Царь хотел услышать мнение опытного и верного сановника, которого считал "близким и доверенным лицом, служащим Престолу и Отечеству с неукоснительной честностью"{141}. Мнение Воронцова-Дашкова насчет назначения генерала Алексеева полностью совпало с мнением Николая II. В письме есть еще одно интересное мнение Воронцова, касающееся великого князя. Воронцов-Дашков приветствует решение царя отправить великого князя Николая Николаевича на Кавказ, но не по причине деловых качеств последнего, а из-за политической целесообразности: "Великому князю легче управлять Кавказом, чем простому смертному, таковы уж свойства Востока". Следующая далее фраза поражает своей необычностью: "[...]Пожелает ли он занять это место? Разжалование из попов в дьяконы сильно затрагивает его самолюбие". То есть пожелает ли великий князь выполнить приказ Государя Императора, пожелает ли он исполнить свой прямой долг? Что стоит за этой фразой графа Воронцова-Дашкова? Только ли его мнение о великом князе, как о самолюбивом и вздорном человеке? Но если это так, зачем об этом писать Царю? Какое это имеет значение: захочет или не захочет тщеславный великий князь выполнить царский приказ? Не предупреждает ли осторожный и умный Воронцов-Дашков Императора Николая II о возможных шагах великого князя против Высочайшего решения? Это всего лишь предположение, но в контексте описываемой нами интриги, в условиях постоянных контактов Николая Николаевича с думскими заговорщиками, в условиях демарша министров в пользу великого князя это предположение кажется все более вероятным.

В пользу этого предположения также свидетельствует та скрытность и внезапность для непосвященных, с какими Николай II произвел смену великого князя и его штаба. До самого последнего момента Николай Николаевич думал, что смена коснется только его штаба, но не его.

16 августа Государь извещает о своем решении Воейкова, но не великого князя. "16-го августа, - пишет Воейков, - спустя неделю после говения Государя и Императрицы, Его Величество, при выходе из Федоровского собора, обратился ко мне с предложением сейчас зайти к нему. Когда я приехал в Александровский дворец следом за Государем, он сказал мне, что хочет со мною поговорить, причем, предложил сопровождать его во время прогулки по Баболовскому парку. Прогулка эта продолжалась более часа. Государь объявил мне о своем решении вступить в командование войсками, а великого князя назначить своим наместником на Кавказ, на пост, в то время занимавшийся графом И.И. Воронцовым-Дашковым". Воейков стал доказывать Николаю II всю опасность предпринимаего им шага, но "Его Величество, тем не менее, упорно настаивал на своей мысли, говоря, что решение он уже принял в самом начале войны (как говорил мне раньше), теперь же считает нежелательным откладывать свое вступление в командование, с одной стороны, из-за неудачных действий и распоряжений великого князя на фронте, а с другой - из-за участившихся случаев его вмешательства в дела внутреннего управления"{142}.

Еще более откровенно Николай II объяснил свой поступок матери вдовствующей императрице Марии Федоровне. Великий князь Андрей Владимирович пишет в своем дневнике: "Когда Ники был незадолго перед отъездом у нее, она долго его молила подумать хорошенько и не вести Россию на гибель. На это он ей ответил, что все его обманывают, и что ему нужно спасти Россию - это его долг призвания"{143}.

19 августа Николай II извещает великого князя лишь о грядущей смене штаба (но не о смещении его самого!), и тот издает по этому поводу следующий приказ: "Высочайшими указами Правительствующему Сенату 18 сего августа назначены: начальник моего штаба генерал от инфантерии Янушкевич начальником по военной части Наместника Его Императорского Величества, а главнокомандующий Западного фронта, генерал от инфантерии Алексеев начальником моего штаба. Объявляя о таковой Высочайшей Воле, повелеваю генералу от инфантерии Янушкевичу сдать занимаемую должность, а генералу от инфантерии Алексееву занять и вступить в таковую. Генерал-адъютант Николай"{144}.

20 августа Николай II приказал генералу Поливанову ехать в Ставку и отвезти свое личное послание великому князю. 21 августа генерал Поливанов прибыл в Могилев, куда из Барановичей была перенесена Ставка верховного командования, и объявил Николаю Николаевичу о грядущем смещении. "Я почувствовал, - вспоминает А.А. Поливанов, - свою задачу облегченной, когда, после моих слов о том, что, ввиду трудного положения наших армий, Государь не считает себя вправе оставаться вдали от нее и решил принять верховное главнокомандование, Николай Николаевич широким жестом перекрестился"{145}.

Генерал Данилов пишет далее, что "Государь очень благодарил военного министра за хорошо исполненное "трудное", как он выразился, поручение. Пожалуй, покажется странным, в чем именно заключалась его трудность? Но Двор жил не реальной жизнью, а в мире "воображений!"{146} Приведенные выше обстоятельства красноречиво опровергают последние слова Данилова.