Александр Снисаренко - Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы)

Но век их оказался недолог: внезапно партоланяне вымерли все до единого в течение одной недели, не успев оставить потомства, от какой-то загадочной эпидемии, именуемой в некоторых рукописях «моровой язвой». Что ж, звучит вполне правдоподобно: в средние века, когда сочинялись эти рукописи, страшнее чумы ничего не могли себе представить. Очень может быть, что эпидемия совпала с очередным наводнением. Это случалось нередко. О таких бедствиях упоминают, например, греческие сказания. Когда троянский царь Лаомедонт попытался обмануть богов, принявших облик смертных, пишет мифограф Аполлодор, «Аполлон наслал на Трою чуму, а Посейдон — морское чудовище, приносимое приливом и похищавшее всех встречавшихся на равнине людей». В сходном положении, сообщает собиратель мирового фольклора Дж. Фрэзер, оказались и вполне реальные жители Багдада в 1831 году, «когда река опрокинула городские стены и в одну ночь разрушила не менее 7 тысяч домов, в то время как свирепствовавшая кругом чума производила страшное опустошение среди населения». Подобными примерами пестрят городские хроники разных стран на протяжении веков.

После странной гибели партоланян берега Ирландии, как уверяют предания, никто не тревожил лет тридцать, и все это время оставались под водой ее плодородные обширные равнины… Фоморы вновь было почувствовали себя хозяевами этих земель. Но тут явились греки, — их привел через Скифию сын некоего Агномина Немед (Святой), искусный политик. Полулегендарный хронист IX века Ненний, очевидно, сам не слишком доверяющий своим источникам, заявляет в «Истории бриттов», что Немед «плыл по морю полтора года. Но так как его ладьи были разбиты, он высадился на сушу в Ибернии (Ирландии. — А. С.) и пребывал там многие годы». Его ум, по-видимому, тоже возобладал над первобытной силой фоморов, потому что те вели себя при нем тише тихого, а греки тем временем продолжили расчистку острова, начатую их предшественниками. В результате Ирландия, разделенная теперь уже не на четыре, а на три области, приобрела еще четыре озера и дюжину прекрасных долин.

Однако после смерти Немеда и жены его Махи все пошло у греков вкривь и вкось. Начались раздоры между тремя сыновьями — Старном, Иарбонелом и Фергусом — и их сторонниками. Этим воспользовались фоморы и вскоре обложили пришельцев тяжелой данью. Наконец терпение немедян лопнуло, и они отрядили гонцов на родину предков с отчаянным призывом о помощи. Помощь была оказана. В Ирландию явилось многочисленное войско, сопровождаемое жрецами и какими-то невиданными дотоле на севере ядовитыми животными, о коих ничего больше не известно. Грекам удалось изгнать фоморов из Ирландии. Однако «впоследствии, — продолжает Ненний, — они увидели посреди моря стеклянную башню и, разглядев на башне людей, попытались вступить с ними в беседу, но те упорно хранили молчание (так как не принадлежали миру людей. — А. С.). И они поспешили в море на всех циулах (судах. — А. С.) своих… чтобы осадить эту башню…».

Окрыленные недавним успехом, немедяне бросились на штурм острова — крепости, чтобы обеспечить себе беззаботное существование, раз и навсегда избавившись от опасных соседей, и… Во время битвы море снова ринулось на сушу, и в этой круговерти живые завидовали мертвым. Фергус (его имя переводят по-разному: мужская сила, храбрец, победитель, военачальник) погиб у стен Стеклянного замка. Спаслось лишь три десятка греков — по девять на каждого из сыновей Немеда (священное число) — и столько же гречанок: они остались в Ирландии на циуле, разбитой штормом, и не участвовали в нападении. Совершенно подавленные этой катастрофой и опасаясь судьбы партоланян, о которой поведали фоморы, два уцелевших сына Немеда бежали из Ирландии: Старн со своим отрядом — в Грецию, а Иарбонел — на какие-то «северные острова».

Ирландия опустела на два столетия. Но на востоке о ней помнили.

Шли годы. Старн переселился в мир иной. Однако потомки его и девятерых спутников оказались столь плодовитыми, что вскоре стала ощущаться острая нехватка жизненного пространства. Для Греции, особенно островной, это было не в новинку: с подобных проблем началась в VIII веке до н. э. ее Великая колонизация. Каменистая местность, выжигаемая солнцем, давала мало возможностей для идиллического существования, и людям приходилось в поте лица обустраивать свою жизнь: потомки Старна превращали каменные террасы и глиняные пустоши в плодородные поля и луга, неустанно принося на них землю в кожаных мешках. Однако плодами их труда завладевали вожди племен, не знавшие иных радостей, кроме звона оружия, и тогда-то отчаявшиеся земледельцы вспомнили о своей второй родине. Из тех же самых мешков они сшили лодки — карры — и во главе с Делом (Храбрецом, Прославленным) вышли на них в море, ориентируясь по семи известным им навигационным звездам. Как видим, по крайней мере священную семерку они знали хорошо.

До Ирландии, согласно сагам, греки добрались тоже за семь дней. Здесь они получили имя фир-болг: по одной версии оно означает — люди с кожаными мешками, по другой — неистовые, по третьей — лучники: bolg по-ирландски — колчан. В Ирландию они прибыли 1 августа (по другой версии — 1 мая, в праздник Бельтана, знаменующий начало лета), теплые дни были на исходе или, наоборот, только наступали, и фир-болг незамедлительно принялись за благоустройство острова, превратив лодки снова в мешки. Память о себе они оставили надолго: вся южная Ирландия стала называться Волга.

Общественное устройство Ирландии быстро приближалось к ахейским образцам. Ее поделили на пять областей — по числу сыновей Дела (вспомним пять долин фоморов). В каждой был свой главный пиршественный зал (бруид) и росло собственное Мировое Дерево — священный дуб. Но для религиозных целей условно сохранили и четыре прежние партоланские области, соприкасающиеся между собой на холме Уснеха. В них возникли четыре религиозных центра — Темра (Холм) или Те — мора (Дом удачи), Таилтиу (или Талтиу — по имени одной из королев), Уснех и Тлахтга. Собственно, территория имела четырехчастное деление по числу сторон света, пятая же, центральная, часть была общей — своеобразной «гостиной», ее правитель — риаг — диктовал договоры и повелевал остальными четырьмя, как завещал еще Финтан: «Знание — на западе, битва — на севере, изобилие — на востоке, музыка — на юге, власть — в центре». Такой «гостиной» и была Темра. В ее дворце, окруженном семью мощными валами, позднее хранился пятиугольный камень Лиа Файл (Светлый, или Камень судьбы) — символ священной власти короля. Громким криком он приветствовал того из садившихся на него, кому было предначертано носить венец. Инис Файл (Светлый остров) стал у поэтов названием всей Ирландии, а камень Лиа Файл был впоследствии перевезен в Англию. Это тот самый Сконский камень (вероятно, от гаэльского sgonn — глыба, масса), что красуется и сегодня в подножии британского трона в Вестминстерском аббатстве, где коронуются властители империи морей. В его форме как в зеркале отражена модель политического деления Ирландии того времени.