С.П. Перегудов - Тэтчер и тэтчеризм

Как известно, явление это было не только британским, обширные при- городы в 50-60-х годах стали создаваться и в других странах Запада, и многие из читателей, наверное, помнят, как наша пропаганда умудрялась видеть в этом исходе населения из центра на периферию признаки "упадка" и чуть ли не деградации образа жизни горожан. Слов нет, у жизни в пригородах есть и свои минусы, и главные из них - отдаленность от культурных центров, сложности с сообщением, растянутость коммуникаций. Однако, если учесть, что переселявшиеся семьи, как правило, имели собственный автомобиль, а часто и не один, а также все средства массовой информации, эти проблемы в подавляющем большинстве случаев решались относительно легко.

Был у этой миграции и другой, социально-политический аспект. Разру-шение некогда компактных рабочих "коммьюнити" (общин) с их сложившейся социальной инфраструктурой и специфической субкультурой, приводило к ослаблению, а нередко и распаду наиболее надежных бастионов профсоюзного и лейбористского влияния. Автору этих строк во время кратковременного пребывания в г. Лидсе в гостях у известного исследователя британского лейборизма Люиса Минкина привелось воочию убедиться в поистине опустошительном воздействии, которое исход в пригороды оказывал на традиционные рабочие районы. Бывшие некогда очагами спайки и солидарности бары, клубы, школы, церкви, спортивные площадки либо обрели уже иную "мультирасовую" жизнь, либо пришли в запустение. Тон в микрорайоне стали задавать наиболее энергичные, склонные к коммерции выходцы из Пакистана и отчасти Индии, что особенно наглядно проявлялось в оживлении, царившем вокруг многочисленных принадлежавших им закусочных и магазинчиков, превратившихся в своеобразный центр нового сообщества. Как объяснил мне профессор Минкин, практически распались и прекратили существо- , вание некогда жизнестойкие и активные местные партийные и профсоюзные организации.

Подобную же картину полного или частичного разрушения традиционных рабочих субкультур мне приходилось наблюдать и в ряде других некогда процветающих промышленных центров страны.

Естественно, что переселявшийся в пригород рабочий и его семья уже оказывались совершенно в иной социальной среде, среде "среднего класса". Да и его собственный образ жизни и особенно образ жизни его детей мало чем напоминал их прежнее, "пролетарское" существование. Отсюда - и ослабление заинтересованности в поддержании связей с некогда столь близкими ему и по духу, и по требованиям лейбористами, превращение "естественных" связей с партией в связи "инструментальные", основанные на рациональной оценке той "выгоды", которую дает ему поддержка этой партии и ее приход к власти. А отсюда всего один шаг и до перехода на сторону другой партии, что, как мы уже видели, стало происходить все чаще и чаще.

Еще быстрее ослаблялись или утрачивались прежние политические связи у тех, кто полностью порывал с рабочей профессией и либо становился "мелким буржуа", либо превращался в хронически безработного.

Преисполненное решимости реализовать свою программу разгосударствления жилья, сформированное в 1979 г. правительство в срочном порядке провело через парламент законодательство, согласно которому каждый желающий мог на сравнительно льготных условиях (рассрочка выплаты стоимости дома, невысокая оценка и т.п.) приобрести занимавшееся им жилище в собственность со всеми вытекающими отсюда правами. И практически тут же началась распродажа. Десятки, а затем и сотни тысяч семей становились домовладельцами, а к концу 80-х годов число их превысило миллион. Это составило около пятой части всего муниципального жилого фонда, доля которого сократилась с 30% в конце 70-х годов до 25% в 1988 г.

Популярность мер по продаже муниципальных домов во многом объяснялась тем, что у новых домовладельцев оказывались развязанными руки для всякого рода улучшений, перестроек и даже реконструкций ставших их собственностью домов. В периодической печати начала 80-х годов нередко встречались снимки традиционной муниципальной застройки, на которых унылая и однообразная череда домов то и дело прерывалась выбивавшимися из общей картины домиками или секциями с новыми, более широкими и нестандартными оконными рамами, красивым крыльцом с верандой, веселой раскраской фасада и т.п. В дальнейшем такие картинки уже перестали быть новинкой, и каждый житель страны или иностранный визитер, не поленившийся посетить такие районы, мог легко убедиться в этом.

Описанные изменения - отнюдь не мелочь и не экзотическое украшение тэтчеристской Британии. Они наглядно свидетельствовали о том, что и психология "демократии собственников" стала укореняться в сознании все более широких масс британцев, готовых ради удовлетворения своих "мелкособственнических" инстинктов платить деньги, и порой немалые, за право жить в своем, а не наемном жилище и распоряжаться им по собственному усмотрению.

Продажа муниципальных домов была, бесспорно, наиболее крупной и результативной мерой поощрения частного домовладения. Однако она не была единственной. Несмотря на заметно улучшившееся экономическое положение страны, консерваторы вдвое снизили ассигнования на государственное жилищное строительство, тем самым вызвав немалое недовольство малоимущих слоев населения. Центр тяжести своей жилищной политики они сосредоточили на поощрении частного домостроения, введении ряда льгот на выплату процентов за кредит, субсидий и налоговых льгот строительным кампаниям. Целью всех этих мер, во-первых, было ускорение частного строительства и, во-вторых, недопущение повышения цен на рынке жилья.

"Собственнический" или "частнособственнический" дух в не малой степени стимулировался и общим ростом потребительского спроса в стране, начавшимся еще в конце пребывания у власти первого правительства М. Тэтчер, но ставшим особенно заметным после выборов 1983 г. К моменту новых выборов 1987 г. средний уровень доходов в стране возрос в сравнении с 1979 г. примерно на 25%, причем в наибольшем выигрыше оказались состоятельные слои населения, включая и часть квалифицированных рабочих. "Обуржуазивание" рабочего класса, которое многие левые авторы пытались либо отрицать, либо рассматривать как нечто преходящее, пошло еще более быстрым ходом, чем когда-либо прежде, приобрело отчетливые, видимые невооруженным глазом черты. Стало очевидным, что это не какое-то отклонение от нормального развития, а естественный процесс, который, как бы к нему ни относиться, уже нельзя было остановить и который приносит силам, стимулирующим его, ощутимые политические дивиденды. Дух предпринимательства, конкуренции, успеха переносился из сравнительно узкой сферы собственников и менеджеров на значительно более широкие общественные слои и в какой-то мере - и на общество в целом.