Александр Петряков - Великие Цезари

Римские театры имели вид полукруга с орхестрой, где сидели сенаторы, а первые четырнадцать рядов над орхестрой предназначались для всадников. Крыши театр не имел, от дождя и солнца натягивали веларий, парусиновую ткань. Актеры играли на возвышавшейся сцене, соединенной лестницами с орхестрой. Со второй половины второго века до Р.Х. появляется занавес. Актерами были исключительно мужчины, исполнявшие и женские роли (актрисы появлялись лишь в мимах), пользуясь для этого масками и соответствующей одеждой. При этом использовались натуральные драгоценные камни, настоящее оружие и воинские доспехи. Зрелищность и натурализм являлись краеугольным камнем римского театра. Любопытно, что во время исполнения музыкальных номеров, «кантиков», один актер пел в сопровождении музыкальных инструментов, а другой доносил до зрителя смысл песни пантомимой. Исполнялась обычно греческая музыка греческими же музыкальными инструментами – это лира (ее называли «черепахой», потому что корпус этого инструмента изготавливался из черепашьего панциря), кифара, разновидность той же лиры, но с резонансным ящиком, и флейта, точнее сказать, кларнет, потому что у нее был мундштук с язычком. Популярным был также жанр «пирриха», танцевальный спектакль на мифологический, как правило, сюжет.

Август, как пишет Светоний, «в отношении зрелищ превзошел всех своих предшественников: его зрелища были более частые, более разнообразные, более блестящие. По его словам, он давал игры четыре раза от своего имени и двадцать три раза от имени других магистратов, когда они были в отлучке или не имели средств. Театральные представления он иногда устраивал по всем кварталам города, на многих подмостках, на всех языках; гладиаторские бои – не только на форуме или в амфитеатре, но также и в цирках и в септах (впрочем, иногда он ограничивался одними травлями); состязания атлетов – также и на Марсовом поле, где были построены деревянные трибуны».

Попытки Августа, как мы говорили, переломить ситуацию в театре в сторону патриотизма и нравственного воспитания молодежи не увенчались, как мы говорили, успехом, несмотря на поддержку интеллигенции. В частности, Горация, который в своей «Науке поэзии» ратует за возрождение высокой трагедии и высказывается насчет гражданской позиции художника.

Вечная тема. На примере недавней истории нашей страны мы видим, как культура в советское время заняла соответствующую позицию – чего изволите? Что из этого раболепного служения народу вышло, мы тоже знаем. Еще свежа память о том, что нам показывали на экранах телевизоров. Мы видели на полках книжных магазинов изданные стотысячными тиражами насквозь фальшивые поделки о трудовом народе, о его стремлении в коммунизм, о социалистическом сознании граждан великой страны, о долге перед родиной и так далее.

То, что тогдашняя наша так называемая социалистическая культура была лживой и искусственной, показали девяностые годы. В один миг все рассыпалось. И страна, и идеология. И вот что тут любопытно: явилась долгожданная свобода, исчезла цензура, казалось бы, как писал Маяковский, «твори, выдумывай, пробуй». И что получилось? На экраны мутной волной хлынула пошлость, насилие, секс, бездарные до тошноты мелодраматические поделки, ни один почти театральный спектакль не обходится без обнаженной женской, да и мужской тоже, натуры. На книжных полках – сентиментальные драмы или жестокие криминальные истории, написанные таким далеким от литературы языком, что поневоле спрашиваешь, а держал ли автор хоть когда-нибудь в руках книги классиков? А пишут все больше женщины. И поневоле задумываешься, а где же долгожданная духовность, где высокохудожественные произведения, которые, казалось бы, просто обязаны рождаться в условиях подлинно демократической свободы? На эти вопросы есть, конечно, и свои ответы, но тема этой главы несколько иная.

Пожалуй, к развлечениям можно отнести и те шальные забавы золотой молодежи, которые творились на улицах Рима в темное время суток. Припозднившихся прохожих ждали порой неприятные минуты. Как свидетельствуют источники, подвыпившие молодые люди хватали несчастных, подбрасывали на плащах, всячески издевались, избивали и бросали в сточные канавы. Ради забавы громили и грабили лавки и творили прочие бесчинства и хулиганские поступки. Подобными, кстати, забавами занимался в молодости Нерон со своим приятелем Отоном (который также станет императором, правда, всего на пару месяцев).

Излюбленным и частым развлечением богатых и знатных людей были пиры, которые бывали порой хорошо поставленными театральными представлениями. Начнем с того, что и как подавалось к столу в богатых домах. Трудно, конечно, перечислить все те продукты и блюда, которые упоминаются у античных авторов, но краткий перечень будет примерно таким. Всевозможная дичь (павлины, дрозды, жаворонки, иволги, куропатки, рябчики, лебеди, голуби, фазаны, фламинго, журавли и прочие пернатые; домашняя птица, а это куры, гуси, утки, цесарки); дикие кабаны, зайцы, газели, олени и другие животные, обитавшие в лесах необъятной империи; рыба (форель, осетры, мурены, окуни и так далее); морепродукты (устрицы, морские ежи, крабы и прочее). Не говоря, конечно, о мясе домашних животных, в частности, свинины, до которой все римляне были большие охотники, оливках, овощах и фруктах, сырах и, разумеется, виноградном вине. Редкие виды птиц, рыб, фруктов или овощей привозились в столицу не только из Италии и провинций, но и далеких стран, и Сенека, отличавшийся скромностью в еде, с возмущением восклицал: «Да погубят боги тех, чье обжорство гонит людей за пределы столь огромной империи». Он негодует и с патриотической точки зрения, говоря о тех, кто «терпит, чтоб им доставляли птиц от парфян, которые еще не потерпели наказания».

Искусные повара готовили из этих продуктов такие диковинные блюда, что удивляешься крепости желудков древних римлян. Впрочем, желудки у людей во все времена были разными. Приведем, к примеру, такой рецепт: мясо, соленую рыбу, мозги, сыр, куриную печень, вареные яйца нужно сдобрить пряностями и тмином и залить сырыми яйцами. Или поросенок, фаршированный медом, вином и перцем. Если мы обратимся к «Сатирикону» Петрония, шедевру античной литературы, откуда можно почерпнуть чрезвычайно много о быте и нравах того времени, мы можем найти то место, которое часто цитируется, а это описание пира у Тримальхиона, разбогатевшего отпущенника. Его повар с красноречивым именем Дедал мог подать на стол сделанного из свинины гуся в окружении рыбы и дичи. «Захоти только, – говорит хозяин, – он тебе из свиной матки смастерит рыбу, из сала – голубя, из окорока – горлинку, из бедер – цыпленка».