Александр Петряков - Великие Цезари

Но у проконсула были совершенно иные планы относительно Думнорига, кому были свойственны «беспокойный дух, властолюбие, отвага и большой авторитет у галлов». Он видел его насквозь и был абсолютно убежден, что стоит ему отвернуться, как Думнориг не задумается вонзить ему в спину нож. С такими патриотами надо держать ухо востро, хоть они в твоей власти и добросовестно проливают кровь «для пользы и славы римского народа».

Так вот, когда весной следующего года экспедиция была подготовлена и построены новые корабли, более вместительные и лучше приспособленные для плавания в океане, он вместе с другими приказал и Думноригу сопровождать его в Британию. Тот стал отказываться.

А почему же Думнориг не хочет повоевать в Британии?

Эдуй ответил, что он не прочь и очень даже не прочь, но боится моря, он совершенно сухопутный человек, плавать не умеет, и при всей его очевидной храбрости, в чем Цезарь не раз мог убедиться на суше, на море он просто бесполезный червяк. Нет, он не поплывет в Британию.

Чепуха, заявил проконсул, теперь выстроены такие корабли, что любая буря им нипочем, бояться нечего.

Думнориг стал приводить другие доводы, теперь уже религиозного характера, не позволявшие ему пересекать океан, на что Цезарь попросту не обратил внимания, и никакие другие возражения начальника эдуйской конницы его не убедили. Думнориг, как и многие другие вожди галльских племен, поплывет в Британию. По крайней мере, ему, Цезарю, будет там с ними спокойнее, чем без них.

Погода, впрочем, не благоприятствовала отплытию – сильный норд-вест не давал возможности отчалить более трех недель. Все это время Думнориг вел себя плохо: постоянно общался с галльскими князьками и убеждал их не плыть с проконсулом, замыслившим, по его словам, уничтожить в Британии всю галльскую знать как ненадежную, способную к сопротивлению. Здесь, на глазах галльских народов, он не решается этого сделать. И он вел такую пропаганду все три недели, пока дул проклятый норд-вест. Цезарю, конечно, все было известно от осведомителей из числа тех же князьков.

Но вот, наконец, ветер стих, и была объявлена посадка на корабли. Началась неизбежная в такие часы суматоха, и Думнориг сумел этим воспользоваться и удрал с небольшим отрядом всадников. Когда об этом доложили Цезарю, он отправил за беглецом погоню «с приказом вернуть его, если же он окажет сопротивление и не послушается, то убить».

Думнориг, когда его догнали, конечно же, «оказал сопротивление, стал защищаться с оружием в руках», при этом «не раз кричал, что он свободный человек и гражданин свободного государства».

Свободный человек! Варвар не может быть, по римским понятиям, свободным человеком, тем паче гражданином государства. Какого, спрашивается, государства? Эдуйского? Разве такое есть? Есть пока еще не до конца покоренная Дальняя Галлия, римская провинция со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами и, разумеется, весьма куцыми правами местного населения, которые в любой момент могут быть урезаны вплоть до продажи в рабство. Об этом-то Думноригу должно было быть известно, и его предсмертные слова – это чистейший идеализм, недалекие мечтания дерзкого провинциального князька.

Его прирезали на глазах его же людей. Те и пальцем не пошевелили, чтобы встать на его защиту. Они были поумнее: плетью обуха не перешибешь, надо жить и действовать в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Этой житейской мудрости простого обывателя свободолюбивый патриот Думнориг, похоже, был начисто лишен.

Вот такая история, читатель. Она вам ничего не напоминает в нашей современной истории? Не будем наталкивать на факты, их более чем достаточно, взять хотя бы самые свежие с точки зрения историка события в Югославии или Ираке и судьбу их президентов.

Итак, Цезарь оставил на материке верного своего славного помощника Лабиена с тремя легионами, чтобы он тут смотрел в оба, а сам с пятью легионами на восьмистах кораблях отправился в Британию.

Но берега туманного Альбиона вновь оказались негостеприимны для завоевателя. Едва он высадил войско на берег и начал боевые действия, как разыгравшаяся буря выбросила все корабли на сушу и «эскадра понесла большой урон». Пришлось солдатам потрудиться, чтобы вытащить весь флот на берег и обнести его валом.

Военные действия в незнакомой лесистой местности шли из рук вон плохо; потому, как признает сам полководец, что «наша пехота со своим тяжелым вооружением не вполне пригодна против подобного врага, так как она не в состоянии преследовать отступающих и не решается выходить из строя».

Итак, экспедиция в Британию, можно сказать, не удалась, но прибавила Цезарю дополнительную славу завоевателя, – он действительно потрепал там прибрежные племена, наложил на них дань и убрался на материк под предлогом волнений в Галлии. Он оставил в «Записках» описания самого острова и некоторые этнографические зарисовки о том, что британцы не едят из религиозных соображений зайцев, гусей и кур; питаются в основном молоком и мясом, одеваются в шкуры и земледелием себя не утруждают; они «красятся вайдой, которая придает их телу голубой цвет», волосы носят длинные, но бреются, оставляя усы.

Да и вообще, если верить Светонию, то он сплавал в Британию лишь потому, что надеялся найти там жемчуг. А эти матовые шарики очень высоко ценились в столице. Вспомним пресловутую жемчужину, которую Цезарь подарил своей любовнице Сервилии, стоимостью шесть миллионов сестерциев; если учесть, что фунт золота стоил четыре тысячи сестерциев, то прикиньте, сколько она «весила» в золотом эквиваленте.

Галлия между тем вновь стала бурлить и кипеть интригами, изменами, заговорами и мятежами. Она уже не была прежней изобильной и цветущей страной. Хоть племена между собой враждовали всегда, но таких масштабных разрушений городов, потрав полей, такого повсеместного хищного грабежа, какой учинили римляне, Галлия не знала.

Мощная волна вооруженных восстаний прокатилась по всей стране, причем в качестве союзников к галлам присоединялись и зарейнские германцы. В некоторых сражениях легаты Цезаря терпели жестокие поражения и войска несли большие людские потери. После этого Цезарь был вынужден изменить политику кнута и пряника по отношению к племенным лидерам. Многие из них разделили судьбу Думнорига. Запуганная знать покорно платила дань, но обездоленный народ уже не хотел подчиняться царькам, которых проконсулу приходилось тасовать как старую колоду. Ему приходилось быть в курсе всех интриг десятков разных племен, вникать в их непростые взаимоотношения, думать, как поступить с тем или иным – себе на уме – князьком, но все было по большому счету напрасно – мятежи вспыхивали постоянно, и их приходилось подавлять с еще пущей жестокостью. Галлия стала казаться выжженной пустыней с развалинами городов. То, что можно было сохранить, было вывезено галлами в леса, чтобы самим не умереть с голоду. Никому не хотелось кормить десять римских легионов и платить к тому же дань звонкой монетой, да и свобода ведь, по определению Цезаря, это всеобщее достояние и к ней стремятся все, кто ее не имеет.