Борис Тененбаум - Великий Наполеон

Наполеон не хотел выглядеть просителем, опасался унизительного отказа и, по-видимому, почувствовал облегчение, передавая столь деликатное дело в руки своего хитроумного министра:

«В добрый час – но только запомните, что не надо говорить с ним от моего имени; вы должны обратиться к нему как француз, чтобы он добился у меня решения, которое обеспечит устойчивость Франции, так как после моей смерти ее судьба может оказаться ненадежной. Выступая в качестве француза, вы можете говорить все, что вам угодно. Жозеф, Люсьен и вся моя семья дают вам хорошие доводы для доказательств; вы можете говорить о них все, что вам заблагорассудится, так как для Франции они не представляют ничего …»

О том, что Талейран посоветует царю сделать прямо противоложное и на сватовство Наполеона ни в коем случае не соглашаться, он, конечно, и не догадывался. Вот что пишет по этому поводу Талейран в своих мемуарах:

«… Сознаюсь, что новые узы между Францией и Россией казались мне опасными для Европы. По моему мнению, следовало достичь лишь такого признания идеи этого брачного союза, чтобы удовлетворить Наполеона, но в то же время внести такие оговорки, которые затруднили бы его осуществление. Все искусство, которое я считал нужным применить, оказалось с императором Александром излишним. Он понял меня с первого же слова и понял точно так, как я хотел …»

Что правда, то правда. Царь Александр Первый был человеком тонким.

Александр сделал так, как ему посоветовал Талейран, – ответил, что лично был бы рад, но рукой сестер может располагать только с согласия матушки, и так далее. Наполеон в «… уклончивом согласии …» услышал то, что хотел услышать, – согласие. Царь столь же уклончиво обещал помощь против Австрии. Все это было до Ваграма. А после Ваграма выяснилось, что военная помощь оказалась сугубо эфемерной, а Екатерина Павловна, та самая «… сестра царя подходящего возраста. ..», тем временем вышла замуж. О ее браке с наследником герцога Ольденбургского мы уже говорили, но есть смысл добавить несколько слов и о самой Екатерине Павловне. Назвали ее в честь ее великой бабушки, Екатерины II, и своей тезке она нравом и характером – если не размерами власти – вполне соответствовала. Слухи о возможной брачной комбинации между Наполеоном и этой российской принцессой ходили со времени Тильзита, и по-видимому, вначале она была не против. Как-никак в положении императрицы Франции есть немало приятного… Но Екатерина Павловна, как уже и говорилось, была своенравна и в поведении довольно свободна. Например, ей приписывали бурный роман с князем Багратионом, который в России после несчастной Аустерлицкой кампании 1805 года стал просто национальным героем, и утверждалось, что именно поэтому она и прониклась «… духом патриотизма и ненависти к корсиканскому чудовищу …».

Поручиться не могу – мало ли какие слухи ходят вокруг особ высокопоставленных, но Екатерине Павловне приписывался и роман с собственным братом, царем Александром, причем, в отличие от предполагаемой интимной связи Наполеона с его падчерицей Гортензией, здесь, похоже, и правда что-то было. Во всяком случае, на это есть глухой намек у Е.В. Тарле, к передаче скабрезных историй вовсе не склонного.

Он обронил как-то, что «… по какой-то причине этот брат этой сестре прощал решительно все.. .».

Как бы то ни было, царь и правда был к Екатерине Павловне очень привязан, часто с ней советовался, в том числе и по политическим вопросам, и на браке ее вовсе не настаивал – не то что на браке с Наполеоном, a вообще – ни с кем. В 1809-м ей исполнялся 21 год, что в то время было чуть ли не возрастом старой девы, замуж девушки выходили и в 14. Так что ее скоропалительный брак с владетельным князем третьей категории действительно выглядел как способ уклониться от полуобещания, данного Александром Наполеону в Эрфурте, – и Наполеон сделал из этого выводы.

15 декабря 1809 года был формально подписан протокол развода. Жозефина удалилась в оставленный ей в полное ее распоряжение дворец Мальмезон, а церковь была запрошена на предмет подтверждения развода. Это было сделано совершенно моментально, буквально с обратной почтой – за папу Пия VII это сделали его советники-кардиналы; разводы католической церковью не одобрялись, но в данном случае, как говорит Е.В. Тарле, «… очень уж влиятелен был проситель…» . Французскому послу в Санкт-Петербурге было поручено неофициально запросить царя по поводу руки другой его сестры, Анны, которой уже исполнилось 16 лет. В самых вежливых выражениях было отвечено, что Александр Первый лично очень желал бы породниться с великим человеком, которым он так восхищается, но вот его матушка считает, что Анна еще слишком молода, и так далее. Запрос был сделан в последние недели января 1801-го, а между тем 28 января во Франции было собрано совещание высших сановников Франции, обсуждавшее развод государя и возможные варианты его нового брака. Двор в этом смысле разделился на «русскую» и «австрийскую» партии – Фуше стоял за «русский» брак. Человек он был сугубо практический: поскольку Россия была могущественнее Австрии, дружить надо было с ней. Через 9 дней после совещания из Петербурга пришли сообщения, что «… вдовствующая императрица Мария Федоровна желала бы несколько отсрочить брак, ссылаясь на молодость своей младшей дочери …». В тот же день австрийский посол в Париже, Клемент фон Меттерних, был запрошен насчет руки эрцгерцогини Марии-Луизы, 18-летней дочери императора Франца. Меттерних моментально и даже не запрашивая свой двор заявил, что Австрия согласна – вопрос успели обдумать заранее, сразу после объявленного развода Наполеона с Жозефиной.

Брачный договор был изготовлен уже на следующий день, 7 февраля 1810 года – благо, уже был готовый образец. В архиве нашли копию брачного договора между последним королем династии Бурбонов, правившим до Революции, – Людовиком XVI – и австрийской эрцгерцогиней Марией-Антуанеттой, ставшей его супругой. Как и ее муж, ее казнили в Террор.

Она была теткой императора Франца, сестрой его отца.

«У политики нет сердца, а есть только голова» – так Наполеон сказал Жозефине, извещая ее о разводе. Наверное, еще с большими основаниями то же самое мог сказать и император Франц, отдавая дочь замуж за человека, поднявшегося к пурпуру Империи из полной неизвестности только силой Революции – ну, и собственного гения, конечно. Однако, как бы тяжело ни далось австрийскому императору его решение, оно было принято – брачный договор он ратифицировал моментально. Известие об этом пришло в Париж 21 февраля 1810-го, а уже на следующий день в Вену выехал Бертье. Ему было поручено изображать собой жениха – церковный брак должен быть совершен заочно, в Вене, и как можно скорее. Сам Наполеон в Австрию не поехал, как всегда, поручив Бертье всю, если так можно выразиться, «… подготовительную работу …». По-видимому, к вопросу о женитьбе он подошел, исходя из тех же принципов, что и при ведении военной кампании. Вообще-то дело было обставлено все-таки более сложно – ну никак Бертье не мог изображать мужа юной эрцгерцогини в одиночку, это было бы неприлично. В сложную церемонию был включен и дядюшка невесты, эрцгерцог Карл, столь недавно сражавшийся с Наполеоном под Эсслингом и Ваграмом. Дело было обставлено следующим образом – послушаем Е.В. Тарле: