Сергей Нечаев - Иван Грозный. Жены и наложницы «Синей Бороды»

Неудивительно, что Анна была очень популярна в народе, но при дворе у нее появились опаснейшие враги. Это были влиятельные прежде опричники, а также… князь Воротынский, отец ее бывшего жениха. Удивительно, но этот человек искренне считал, что именно из-за Анны был зверски замучен его сын Андрей. Весьма странное умозаключение, но факт остается фактом: князь Воротынский задумал интригу, достойную пера великого Шекспира.

Старый князь безумно ненавидел Анну Колтовскую, и ход его мыслей выглядел примерно так: его сын погиб потому, что она стремилась стать царицей и, опасаясь преследований со стороны Андрея, устранила его.

В результате князь Воротынский поклялся свергнуть ту, кого считал виновницей гибели сына. У него был племянник Борис Ромодановский, девятнадцатилетний светловолосый юноша, слегка похожий на женщину и не раз, наряженный в женское платье, пленявший молодых людей. Этот женоподобный и не отличавшийся большим умом красавец любил приключения, а посему, когда князь Воротынский призвал его к себе, легко дал втянуть себя в невероятную авантюру. Бориса в Москве почти никто не знал, и князь уговорил его проникнуть в покои Анны Колтовской под видом боярышни Ирины. Там он якобы должен был втереться в доверие царицы и приобрести влияние при дворе. На самом деле, князь надеялся, что подмена быстро раскроется и царь обвинит жену в супружеской измене, а дальнейшие последствия были легко предсказуемы. Легкомысленный Борис, не долго думая, согласился.

Князь Воротынский представил «Ирину» царю, и тот ввел «ее» в покои Анны. На первых порах все вроде бы шло по плану, но потом события, как это обычно бывает, стали развиваться совсем не по задуманному сценарию. Красавица «Ирина» с приклеенной шикарной косой приглянулась самому царю, и он подарил «ей» жемчужное ожерелье.

Борис Ромодановский не на шутку испугался, но дядя успокоил его, заверив, что царь так ослаб от бесконечных излишеств, что дальше разговоров дело не зайдет. А вот здесь он явно лукавил: если верить словам очевидцев, Иван Васильевич к тому времени был еще полон сил и энергии. Но, как говорится, цель оправдывает средства.

А вечером последовал царский приказ постелить ему постель, и трепещущая от страха «Ирина» была доставлена к Ивану Васильевичу в опочивальню.

Оставшись с царем один на один, юноша, охваченный ужасом, попятился.

— Не пугайся, моя красавица, — сказал царь, — не бойся меня.

И он тут же принялся гладить щеки «Ирины» своей шершавой рукой. Борис Ромодановский вытаращил глаза, не смея возразить.

А тем временем не привыкший встречать сопротивление царь толкнул его на подушки. Это случилось так неожиданно, что «Ирина» вскрикнула и попыталась встать, но было уже слишком поздно… Объяснения не понадобилось — Иван Васильевич сам нашел его, а поскольку это оказалось совсем не то, что он искал, его августейшие руки от изумления опустились, а рот от удивления приоткрылся.

— Ах ты, шелудивый пес! Шутки с царем шутить вздумал…

Из горла Бориса Ромодановского вырвался слабый хрип, и он, парализованный страхом, беспомощно обмяк, словно мешок. Иван Васильевич тем временем поднял с полу отброшенный посох.

— Ах ты, смерд! Рыло навозное!

Обезумевший от ужаса Борис слабо пошевелил губами, когда Иван Васильевич занес свой посох, но не успел издать ни звука. Царь сдавил охальнику горло и ударил его по голове.

— Получай, подлая собака!

Удар вышел таким сильным, что проломил Борису Ромодановскому череп и раздробил нос. В лицо царя брызнуло теплой кровью, и его жертва стала запрокидываться, хватая перекошенным ртом воздух. Молодой человек выгнулся дугой, а потом затих, съежился, увял, словно раздавленный сапогом рыбий пузырь.

После этого Иван Васильевич схватил его за волосы и начал бить головой об пол. Он продолжал бить Ромодановского даже тогда, когда тот перестал кричать. Не остановился, когда брызги крови разлетелись по стене, а на полу появилась огромная лужа крови. Он бил и бил этой ненавистной головой о пол, не обращая внимания, что на его лице с каждым новым ударом появлялись кровавые капли.

Лишь вбежавшие слуги, услышавшие душераздирающие крики, перешедшие в хрип, кое-как успокоили грозного царя. После этого он бросился к жене и вновь замахнулся своим смертоносным посохом, скользким от крови, как мыло. Но он не успел ударить, свалившись в эпилептическом припадке.

Фактически, этот припадок Ивана Васильевича спас царицу от мгновенной смерти, но не уберег от сурового наказания. Как пишет Р. Г. Скрынников, «красоты и свежести Анны оказалось недостаточно, чтобы усидеть на троне».

Безумный план князя Воротынского удался: Анну Колтовскую обвинили в заговоре против государя.

— Гореть тебе в аду за грехи твои! — закричала Анна.

— Сама сгоришь, срамница!

— К столбу привязать или на дыбу? — услужливо спросил Малюта Скуратов.

Как пишет профессор Р. Г. Скрынников, «в то время Малюта был в зените славы. Очевидно, дело не обошлось без него, и он способствовал разводу».

— Много чести, — процедил сквозь зубы Иван Васильевич. — С глаз ее долой, непотребницу, в монастырь…

Этот странный обычай насильственного пострижения как меры наказания появился на Руси в XIV веке. Он явно входил в противоречие с самой идеей монашества, то есть добровольного затворничества с обречением себя на безбрачие и отречением от всех благ мира, однако лишь укрепился в XV–XVI столетиях. В какой-то степени его можно считать благом для опального человека, которому сохраняли жизнь и надежду на помилование. Но надежда эта была слабой, а жизнь — такой, что порой и смерть была бы более желанной.

Конечно, Анна пыталась оправдываться. Но бесполезно. Иван Грозный и слышать не хотел, что она не имеет ни малейшего отношения к переодетому мужчине в ее покоях. Поняв, что оправдания бессмысленны, она начала сопротивляться, да так отчаянно, что ей пришлось связать руки и ноги: «Закрой рот, душа сатанинская! А коли супротивничать будешь, закуем в цепи».

У Казимира Валишевского читаем: «Воспитатели Ивана потворствовали его низменным инстинктам и оскорбляли его лучшие чувства. Таубе и Крузе с убеждением говорят о его “коварном сердце крокодила”. Грозный был лукав и зол. В детстве его обижали и глумились над ним. Всю свою жизнь он старался отплатить людям за эти унижения. Отсюда его безумная страсть издеваться над людьми, когда он не мог или не хотел мучить их другими способами. Он испытывал острое наслаждение, сбивая их с толку и упиваясь сознанием своего превосходства при виде их растерянности. Жалость или сочувствие в нем совершенно отсутствовали. Этим он напоминает Петра Великого. Подобная черта развилась у обоих под влиянием сходных причин. Прочтите те строки, которые Иван пишет Курбскому после победоносного похода: “Ты писал, что я тебя послал в немилости в дальние города… С Божьей помощью мы еще дальше пришли!.. Где ты думал найти покой после трудов? В Вольмаре? Мы уже дошли и туда. Пришлось тебе дальше убегать”».