Андрей Буровский - Евреи – передовой народ Земли?

Но если сравнить христианина с иудаистом, тут же выясняется: христианин — типаж все-таки более спокойный. Ведь в мире присутствует Бог. Дух Святой разлит в мире, и мир хоть в какой-то степени, но благ и свят. Он совсем неплохо устроен и никак не оставлен Богом.

В мире уже был Мессия, и он недвусмысленно сказал, что еще придет в мир перед концом. Причем концом, который ничего особенно плохого не сулит ни уже умершим, ни дожившим до конца времен. Грядет суд, и каждый из нас получит по заслугам… Так что же мешает вести себя так, чтобы не вызвать Божьего гнева? Кроме того, Господь милостив. Мы — не только Его творения. Мы верим, что душа — от Бога. Бог присутствует в нас.

Устами Своего Сына Бог сказал людям, что мы — Его дети и что Он милостив к нам. Бог говорил с нами в понятных нам терминах: «кто же, если сын попросит у него хлеба, даст ему вместо хлеба камень? И если попросит рыбы, кто же даст сыну вместо рыбы змею» {194} 194 Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Канонические. С. 1509. (Евангелие от Матфея).

А вот иудаист вовсе не считает, что в мире разлита божественная благодать! Мир не благой, хотя с тем же успехом и не отвратительный. Он просто есть — никак особенно не окрашенный, как и мир язычника. Мир дан человеку для прокормления, но — «в поте лица своего».

С этим неблагодатным миром, данным иудею для прокормления, можно поступать по-свойски, изменяя и преобразовывая. Но с другой стороны, ведь и не помогает никто…

Еврей гораздо больше предоставлен самому себе в этом мире, чем христианин. Его Отец гораздо меньше опекает его, и потому ему жить куда страшнее. Но с другой стороны, и сыновняя позиция у еврея слабее. Волей-неволей, еврей сам принимает решения, без оглядки на Бога. Это даже не «на Бога надейся, а сам не плошай», это вынужденная взрослая жизнь в мире, где тебя никто не защитит.

Иудаист гораздо сильнее предоставлен в мире самому себе, намного меньше обнадежен Богом и утешен, чем христианин.

Это очень жестко открылось мне в обстоятельствах неприятных и трагических: не достигнув и 41 года, умирал от рака мой друг. Страшно было видеть, как мечется молодой, умный и активный мужик, не в силах смириться со своей страшной судьбой.

Среди прочего, Дима обратился и к религии… Мама еврейка, и позвал он раввина. Оказалось — раввин совершенно не способен утешить умирающего человека, примирить его с надвигающейся неизбежной смертью. Наверняка Диме еще и не повезло: уж конечно, есть на свете раввины — хорошие психологи, раввины — утешители, раввины — отцы родные. Но вообще-то, раввин, как оказалось, очень отличается от христианского священника. Он — скорее юрист, законник, чем священник в христианском смысле этого слова. Его цель — не привести человека к Богу и не примирить человека с жизнью и смертью.

Раввин следит за исполнением данного Богом закона, бесчисленных Заповедей иудаизма. Его дело — рассказать прихожанину о Законе и проследить, исполняет ли он Закон. А отношения человека с Богом — дело глубоко личное и интимное. Это пусть каждый решает, как хочет.

Дмитрий умер католиком. Отец Максим сумел хоть в какой-то мере успокоить его и примирить с уходом из материального мира. Дима был хорошим человеком, крупной личностью, и я верю — он находится не в самом худшем месте.

Но его уход ясно показал мне, насколько иудаист предоставлен самому себе на этом свете. И перед лицом Вечности и Бесконечности.

Иудаист обречен в мире чувствовать себя более одиноким, более ответственным и более взрослым, чем христианин.

Христианство приучает своих приверженцев к рациональному мышлению; наверное, это одна из самых рациональных религий и это великий воспитатель. Самые принципы рационального познания были выработаны Церковью…

В конце концов, на чем основывается все учение христианской Церкви и ее миссия в мире? Да на том, что в годы правления императора Тиберия в одной из самых глухих римских провинций произошло НЕЧТО. Сплелся целый клубок событий, которые могут иметь множество самых различных объяснений. Можно было верить или не верить в то, что Бог сошел к людям в своем Сыне; можно было не верить и в самого Бога, а верить в Ашторет, Ваала или золотого тельца Аписа.

И даже поверив в Бога и в его Сына, люди могли распространять самые фантастические слухи о том, что же все-таки произошло. Многие жители Иерусалима и всей Иудеи что-то видели, что-то слышали и как-то это все для себя поняли… уж как сумели, так и поняли. Можно себе представить, какие фантастические и нелепые слухи ходили вокруг Богоявления, если невероятнейшими сплетнями сопровождается каждое вообще значительное событие? Как волна самых фантастических слухов захлестывает такое событие, прекрасно показал М. Булгаков в своей «Белой гвардии».

Тем более во времена Христа фантазия людей не умерялась никаким образованием: даже таким скверным, какое получаем мы сейчас. А произошедшее событие было даже важнее, судьбоноснее для современников, чем вход в Киев Петлюры или свержение Украинской Директории.

Семь Вселенских соборов III–IV веков стали рассматривать все эти слухи, мнения, отголоски, рассказы. Соборы постарались привести в систему все, что известно о Христе, и отделить достоверные сведения от явно недостоверных.

Изучили более 20 одних только Евангелий, и лишь 4 из них были признаны заслуживающими доверия; эти Евангелия: от Луки, от Марка, от Иоанна и от Матвея, Церковь считает каноническими, то есть удостоверяет своим авторитетом — это истина. Остальные Евангелия названы апокрифическими — то есть за их подлинность и достоверность сообщаемого в них Церковь не может поручиться. Там, на Соборах, и были заложены принципы того, что мы называем сейчас «научным аппаратом» и «доказательностью». Применяют эти принципы вовсе не одни ученые, но и врачи, и следователи, и агрономы, и писатели — все, кому по долгу службы надо добираться до истины сквозь нагромождения случайных сведений, а порой и сознательных попыток лгать.

Но в том-то и дело, что иудаизм требует еще более рационального, еще более критического отношения к жизни. Тот уровень обработки информации, который типичен только для интеллигентных гоев, стал обычен практически для всех или почти всех евреев еще во времена Вавилона.

В мире ведь нет Бога. Бог не пронизывает этот мир, как Дух Святой. А раз так, нет никаких причин не познать этот мир полностью и до конца, не разложить его на части, не изучить его механику… Более того — это изучение тоже ведь богоданная задача; ведь книжное учение и задачу понимания священных текстов так легко приложить и к задаче изучения природы.