Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том I

К концу лета приготовления к нападению на Чехословакию шли полным ходом. А как обстояли дела с обороной на западе? Вдруг Франция, выполняя свои обязательства перед Чехословакией, совершит нападение на Германию? 26 августа Гитлер отправился инспектировать западные оборонительные сооружения. Его сопровождали Йодль, доктор Тодт, инженер, начальник строительства Западного вала, Гиммлер и несколько партийных функционеров. 27 августа к ним присоединился генерал Вильгельм Адам, прямолинейный, способный баварец, командовавший войсками на западных границах. В течение нескольких дней он наблюдал, как Гитлер упивался приемом, который оказывали ему жители Рейнской области. На самого Адама это впечатления не производило. Более того, он казался крайне обеспокоенным. В результате 29 августа в личном автомобиле Гитлера произошла удивительная сцена, когда Адам заявил, что хотел бы поговорить с ним наедине. Не без некоторой издевки, как вспоминал впоследствии сам генерал, Гитлер попросил Гиммлера и соратников по партии выйти из машины. Адам без лишних слов заявил, что, несмотря на шумиху, поднятую вокруг Западного вала, он не сможет удержать его с теми войсками, которые находятся в его распоряжении. С Гитлером случилась истерика, и он пустился в разглагольствования о том, как сделал Германию более сильной, чем Англия и Франция, вместе взятые. «Человек, который не удержит укреплений, кричал Гитлер, — мерзавец!» [112]

Мысли, подобные мыслям Адама, возникали и у других генералов. 3 сентября Гитлер вызвал Кейтеля и Браухича в Бергхоф. Договорились, что соединения будут выдвинуты к чешской границе 28 сентября. Но ОКВ должно знать о дне «X» к полудню 27 сентября. Гитлер не был удовлетворен оперативным планом операции «Грюн» и приказал изменить его в нескольких пунктах. Из записи этой беседы, сделанной майором Шмундтом, видно, что Браухич (Кейтель, будучи лизоблюдом, выступить не осмелился) снова поднял вопрос об обороне западных рубежей. Гитлер заверил его, что распорядился ускорить строительство укреплений.

8 сентября генерал Генрих фон Штюльпнагель встретился с Йодлем, после чего последний сделал в дневнике запись о пессимизме генерала по поводу военного положения на Западе. Оба они понимали, что Гитлер, воодушевленный фанатизмом партийного съезда, только что открывшегося в Нюрнберге, готов начать вторжение в Чехословакию, не задумываясь о том, вмешается Франция или нет. «Должен признать, — писал обычно оптимистично настроенный Йодль, — что я тоже обеспокоен».

9 сентября Гитлер вызвал Кейтеля, Браухича и Гальдера в Нюрнберг на совещание, которое началось в 10 часов вечера, а закончилось в 4 часа следующего утра. Кейтель позже поведал Йодлю, а тот в свою очередь дневнику, что совещание прошло очень бурно. Гальдер оказался в щекотливом положении. Ему, главному заговорщику, собиравшемуся свергнуть Гитлера, как только тот прикажет напасть на Чехословакию, приходилось теперь в деталях излагать план генерального штаба о нападении. Он оказался в еще более затруднительном положении, поскольку Гитлер обрушился на него и на Браухича с обвинениями в трусости и неспособности руководить боевыми действиями. 13 сентября Йодль записал в дневнике, что Кейтель был «потрясен услышанным в Нюрнберге» и тем, что верхушка германской армии заражена пораженческими настроениями.

«Фюреру представляются доказательства пораженческих настроений высшего командования армии… Кейтель заявляет, что не потерпит в ОКБ ни одного офицера, склонного к критике, неуверенности и пораженчеству… Фюрер знает, что командующий сухопутными войсками (Браухич) просил своих–генералов поддержать его, когда он попытается открыть фюреру глаза на ту авантюру, на которую он решился. Сам он не имеет более влияния на фюрера.

Таким образом, атмосфера в Нюрнберге была холодной. Это большое несчастье, что фюрера поддерживает вся нация, кроме высшего генералитета».

Все это очень расстроило молодого честолюбивого Йодля, который связал с Гитлером свою судьбу.

«Только своими действиями могут эти генералы с честью восполнить тот ущерб, который они нанесли отсутствием твердости в мыслях и неповиновением. Здесь то же положение, что и в 1914 году. Единственный случай неповиновения в армии — генералы. Это происходит от их самоуверенности. Они не могут более верить, не могут повиноваться, потому что не признают гения фюрера. Многие из них видят в нем ефрейтора времен мировой войны, а не величайшего политического деятеля, начиная со времени Бисмарка».

8 сентября генерал фон Штюльпнагель, первый оберквартирмейстер верховного командования сухопутных войск, участник заговора Гальдера, в беседе с Йодлем просил предоставить письменное уведомление от О KB, что командование сухопутных войск будет оповещено о приказе Гитлера напасть на Чехословакию за пять дней до самого нападения. Йодль ответил, что из–за неустойчивой погоды он может гарантировать такое уведомление только за два дня. Этого заговорщикам было достаточно.

Но им нужны были гарантии и другого рода — правы ли они, полагая, что Англия и Франция объявят войну Германии, если та нападет на Чехословакию. Для этой цели они решили послать в Лондон доверенное лицо. Послать не только для того, чтобы узнать о намерениях английского правительства, но и для того, чтобы в случае необходимости повлиять на решение Лондона, сообщив о том, что Гитлер решил напасть на Чехословакию осенью и что генеральный штаб, которому известна дата нападения, не согласен с этим решением и собирается предпринять самые серьезные меры, чтобы это нападение предотвратить, если Англия будет противостоять Гитлеру до конца.

Первым таким посланником заговорщиков стал Эвальд фон Клейст, выбранный для этой цели сотрудником абвера полковником Остером. Клейст прибыл в лондон 18 августа. В Берлине английский посол Гендерсон уже готов был уступить Гитлеру все, что тот хотел получить от Чехословакии. Посол сообщил в свое министерство иностранных дел, что принимать Клейста в официальной обстановке нежелательно [113]. Несмотря на это, сэр Роберт Ванситтарт, главный дипломатический советник английского министерства иностранных дел и главный противник политики умиротворения Гитлера, принял Клейста в день его приезда. На следующий день его принял Уинстон Черчилль, как политик находившийся в то время в тени. И Ванситтарт, и Черчилль были поражены искренностью собеседника и его трезвым взглядом на положение дел. Клейст рассказал им о том, что Гитлер наметил точную дату нападения на Чехословакию, что генералы в большинстве своем с ним не согласны и готовы действовать, однако, если политика умиротворения Гитлера будет проводиться Лондоном и в дальнейшем, это выбьет у них почву из–под ног. Если Англия и Франция официально заявят, что не останутся пассивными в случае нападения армии Гитлера на Чехословакию, если кто–нибудь из видных общественных деятелей Британии официально предупредит Гитлера о последствиях такого нападения, немецкие генералы смогут решительными действиями удержать Гитлера от агрессии.