Валерий Соловей - Кровь и почва русской истории

С другой стороны, сдержанный оптимизм в оценках отечественной ситуации не выходил за пределы краткосрочной перспективы, в то время как в среднесрочном анализе уже проглядывали скрытая тревога и беспокойство. Вот характерная цитата: «Через несколько лет острый кризис может достичь и нашей страны, если внятная политика не станет предотвращать вполне очевидные негативные тенденции в сфере миграции… французских событий у нас не будет, но социально-национальные кризисные ситуации в России возможны»[393]. Отголоском французских событий стали первые в России публичные дебаты о проблеме миграции в России: ее демографическом значении, социополитических и культурных последствиях.

Важность этой проблемы вызвана острым демографическим кризисом и прогрессирующим сжатием трудовых ресурсов в России. Уменьшение численности трудоспособного населения началось уже с 2006 г. По расчетам демографов, для поддержания неизменной численности населения России на протяжении последующих 50 лет необходим миграционный прирост в размере от 35 млн человек в случае позитивно развивающейся демографической ситуации до 69 млн человек при неблагоприятной ее динамике. То есть размер ежегодной миграции должен составлять от 690 тыс до 1,4 млн человек. Для обеспечения устойчивого роста населения страны на 0,5 % в год миграционный прирост должен составлять от 1,5 до 2,4 млн человек ежегодно[394].

Серьезная независимая экспертиза скептически оценивает возможности государственной демографической стратегии (так называемого «национального проекта» по демографии) качественно улучшить положение дел и откровенно смеется над победными реляциями куратора национальных проектов. Хотя обеспечить серьезный рост рождаемости в стране в принципе возможно, беда в том, что проводящаяся политика крайне плохо продумана, а осуществляется еще хуже. Но даже если бы она была гениальной и осуществлялась блестяще, все равно в течение ближайших 20-30 лет (пока не войдет в активную социальную жизнь поколение гипотетического «бэби-бума», если, конечно, таковой вообще случится, что крайне сомнительно) Россия обречена на нарастающий дефицит трудовых ресурсов, для покрытия которого будет требоваться миграция.

Между тем совокупный демографический потенциал для иммиграции на постоянное жительство в РФ из стран СНГ и Прибалтики в перспективе ближайших 10-15 лет составляет немногим более 9 млн человек (это максимальная оценка), из которых лишь около половины - восточные славяне и русскоязычное население. При самых благоприятных условиях ежегодная иммиграция в Россию на постоянное жительство из ближнего зарубежья составит в среднем 400-600 тыс человек[395]. Это нижний предел (и даже меньше) необходимого объема миграции. Другими словами, стране практически неизбежно придется привлекать рабочую силу и, вероятно, мигрантов на постоянное жительство из Средней Азии и Китая. В отечественной прессе уже появлялись глухие намеки на существование некоего российско-китайского межправительственного соглашения, предусматривающего ежегодный ввоз в Россию около 0,5 млн китайцев в течение 10-15 лет. Соглашение якобы парафировано, но не вступило в действие.

На 2005 г. численность нелегальных мигрантов в нашей стране оценивалась приблизительно в 5 млн человек, из них примерно 1,5 млн – постоянно проживающие в России нелегальные иммигранты из стран дальнего зарубежья, половину которых составляют китайцы. Хотя за истекшие два года число нелегальных иммигрантов скорее всего существенно увеличилось (правда, значительно облегчился правовой режим легализации), нам все же далеко до США с их 17 млн нелегалов. Тем не менее по общему объему иммиграции Россия занимает второе место в мире после США. В регионах доля нелегальных иммигрантов варьировалась от 0,5 % до 3 %, достигая в Москве более 10 %[396].

В стране наметилась долговременная тенденция изменения этнического баланса: сокращение абсолютной численности и доли русских и ряда других российских народов и повышение численности и доли иммигрантов из Средней Азии и Китая в составе населения. Между тем западный опыт позволяет вывести эмпирическую закономерность: повышение свыше определенного уровня доли иммигрантов, «расово чуждых» автохтонному населению, ведет к дестабилизации принимающей политии. Так что же, в перспективе 10-15 лет России придется столкнуться с восстанием «иноплеменной» этничности, первые признаки которого сейчас проявляются на Западе?

На самом деле восстание, вероятно, начинается, но это восстание русской этничности . Знаменитая Кондопога рубежа лета-осени 2006 г. была первой ласточкой, за ней последовала целая серия межэтнических конфликтов и столкновений различного масштаба и интенсивности, которые столь тщательно скрываются властями, что лишь некоторые из них стали достоянием общественности. Рискну, однако, предположить, что это лишь цветочки, а ягодки – впереди.

Что заставляет меня так думать? В первую очередь анализ современной русской ксенофобии – явления, чья природа не вполне понята и значение которого в должной мере не оценено. Но прежде чем анализировать природу и своеобразие русской ксенофобии, надо уточнить ее масштабы и степень распространения.

Напомню, что термином «ксенофобия» описывается спектр негативных реакций, испытываемых в отношении «других». Поскольку же в современной России главным объектом этих реакций оказываются группы, выделяемые по этническому, а не социальному, политическому или культурному признакам, то корректнее пользоваться термином «этнофобия». По данным «Левада-центра» наиболее радикальное выражение этнофобии – враждебность к людям других национальностей – испытывали в 2005 г. «очень часто» и «довольно часто» - 13 % респондентов, «редко» - 25 %, что в сумме дает 38 %; не испытывали враждебности «никогда/практически никогда» - 60 %. Враждебность со стороны других национальностей испытывали в том же 2005 г. «очень часто» и «довольно часто» - 12 %, «редко» – 26 %, что в сумме дает те же самые 38 %; не испытывал враждебности «никогда/практически никогда» - 61 % респондентов. Примечательно, что согласие с «мнением, что во многих бедах России виновны люди “нерусских” национальностей» выразили тоже 38 % опрошенных (не согласны с ним – 57 %). 33 % жителей России считают, что национальные меньшинства в России живут «значительно лучше» или «несколько лучше» русских, но 60 % полагают, что они живут «примерно так же» как русские, или «несколько хуже» и даже «значительно хуже»[397].

Включение в опросы этнических уточнений дает более высокие показатели этнофобии: раздражение, неприязнь и страх «по отношению к приезжим с Северного Кавказа, из Средней Азии и других южных стран» испытывают 47 % респондентов (никаких особых чувств – 50 %); 55 % опрошенных полагают, что за последние годы людей, негативно настроенных в отношении именно этих этнических групп, стало больше; около половины населения считает необходимым введение ограничительных мер в отношении выходцев с Северного Кавказа и мигрантов из «дальнего зарубежья»[398].