Валерий Соловей - Кровь и почва русской истории

Да, это колоссальный исторический регресс, причем в некоторых отношениях мы уже опустились ко временам зари человеческой истории. Вот интересное наблюдение. Не секрет, что наши соотечественники, особенно молодые, говорят матом. Именно говорят, а не используют его в качестве риторических фигур или связок подобно старшему поколению. Более того, значительная часть молодежи уже не просто не может изъясняться иначе. А ведь это не просто бескультурье и социальная деградация, как принято думать, здесь более серьезные вещи. Ученые установили, что линвгвистическая структура мата идентична структуре человеческого праязыка. Переход к мату как средству общения влечет активацию глубинных, подвальных этажей человеческого бессознательного. Язык расконсервирует архаичный социальный опыт, пробуждает к жизни самые примитивные модели поведения, превращает их в социальную норму.

Разумеется, невоварварский ценностный и социокультурный комплекс не единственный в современной России. Подобно тому, как в одном пространстве сосуществуют примивная массовая и высокая культура, бок о бок с ним существуют иные ценностные конфигурации и социокультурные комплексы, в том числе самые рафинированные и альтруистические. Но подобно тому, как сфера влияния высокой культуры сокращается под неудержимым натиском поп-культа, так и варварский комлпекс аходится в фазе экспансии, занимая умы и сердца людей, диктуя правила поведения и жизни.

В историософских трудах XVIII в. зрелая цивилизация европейских народов противопоставлялась варварству как юности человечества. Современная Россия стала живым воплощением этой метафоры: носителем варварского комплекса выступает прежде всего молодежь, что придает ему мощную жизнеутверждающую динамику.

В упрощенном виде социальный порядок, сформировавшийся в России, можно определить как сочетание олигархического государства и неоварварского общества. Тем самым нашей страной открыта новая страница мировой истории .

Да-да, происходящее с нами не «черная дыра», не пример всему человечеству, как не надо жить, а в полном смысле слова опережающее развитие . В начале III тысячелетия Россия опередила мировое время, предугадала направление, в котором движется бывшая христианская цивилизация. О том, что современную Европу в ближайшие полтора-два десятилетия ожидает «римский сценарий» и варваризация уже публично возвещают обычно предпочитающие находиться в тени западные военные аналитики[476].

Запад, чье величие после падения СССР казалось безусловным и неоспоримым, в действительности представляет собой мощь не на рассвете, а на закате. Давайте просто вспомним, что не бывает вечных цивилизаций, социоэкономических и политических систем, что все, рожденное историей, рано или поздно ею же будет и уничтожено.

Что же удивительного, если погибнет хрупкий и, в общем-то, уникальный цветок западной цивилизации и капитализма? Только ленивые из западных интеллектуалов не говорят сейчас о закате демократии, конце либерализма, сносе наследия Просвещения, низвержении ценности прав человека и прочих ласкавших слух понятий. Удивительно лишь, что это, вероятно, произойдет на наших глазах и не без нашего участия.

Amor fati

(Заключение)

Книга, которую держит в руках читатель, предлагает новую парадигму в понимании отечественной истории. Парадигма задает скорее стиль, чем содержание мысли и, как свойственно парадигмам, основывается на небольшом числе утверждений до теоретического характера – считающихся самоочевидными аксиом, научная истинность которых не может быть доказана. На чем же основывается авторская парадигма?

Во-первых, на реанимации старого, считавшегося последние годы «немодным» утверждения, что главным субъектом, «движителем» истории выступает именно народ . Не институты, включая государство, не социальные, политические или культурные агенты (элиты и партии, классы и социальные группы, культурные группы и религиозные общины), не анонимные социологические факторы-императивы (модернизация, индустриализация, глобализация и т.д.), а народ, который понимается близко к традиции классической политической философии: как противоположность массы, как способная к коллективному волеизъявлению группа людей.

Нельзя назвать новым и второе положение: народ как целостность изначально существует в этническом качестве, и это внутреннее единство сохраняется под социальными, политическими, религиозно-культурными, идеологическими и иными барьерами и размежеваниями. Этничность не только онтологична, она более фундаментальный фактор истории, чем экономика, культура и политика.

Не оригинален и третий постулат. Народ реализует свое этническое тождество в истории спонтанно, стихийно, естественноисторическим образом. Хотя у истории нет трансцендентного смысла и конечной цели (она не есть движение ни к лучшему миру, ни к упадку), тем не менее, за внешним хаосом событий и констелляциями обстоятельств можно обнаружить сквозную, трансисторическую логику, представляющую реализацию, развертывание этнического качества народа. Метафора растения описывает историю лучше и точнее метафоры здания, но обе они остаются лишь приближениями к ее пониманию.

Новизна парадигмы, комбинирующей хорошо известные (хотя и позабытые, «немодные») положения, состоит в ее радикальной альтернативности по отношению к превалирующим культурным аксиомам современной историографии. Они изжили себя потому, что радикально изменился культурно-исторический контекст гуманитарных наук. Из «сумерек Просвещения» мы вступили в «полярную ночь ледяной мглы и суровости» (М.Вебер). То, что еще по инерции кажется «ересью» или даже невозможным, превращается в Zeitgeist (дух эпохи), а вчерашнее самоочевидное, «само собой разумеющееся» оказывается описанием мира, который навсегда канул в Лету.

Тягостная необходимость признать неизбежность невозможного все же оставляет интеллектуальную лазейку. Не существует тотальных, всеохватывающих парадигм. Ни одна парадигма никогда не объяснит всех имеющихся фактов, а конкретный набор данных всегда можно интерпретировать в рамках нескольких парадигм. Ограничены и эвристические возможности предложенной парадигмы: она хорошо работает в Большом времени «Анналов», особенно при анализе поведения больших этнических групп, но ограниченно применима за пределами макроистории.

Новый подход не отвергает эвристической ценности старых теорий, не претендует на превосходство по отношению к ним и чужд амбиции «исчерпывающего и окончательного» объяснения. Мир слишком сложен, чтобы понять и описать его в рамках унитарной теоретической схемы. Тем не менее существует конкуренция описаний и читателю решать, какое из них лучше объясняет русскую историю.