Ирина Карацуба - Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов

Захарова Л. Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России, 1856–1861. М., 1984.

Захарова Л. Г. Александр II // Российские самодержцы (1801–1917). М., 1993. С. 159–214.

Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 гг. М., 1964.

Кацва Л. Эпоха великих реформ. Материалы для изучения. — http://his.lseptem ber.ru/2003/04/l.htm

Литвак Б. Г. Переворот 1861 года в России: Почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М, 1991.

Мамонов А. В., Граф М. Т. Лорис-Меликов: к характеристике взглядов и общественной деятельности // Отечественная история. 2001. № 4.

Эйдельман Н. Я. «Революция сверху» в России. М., 1989.

С утра 31 марта 1878 г. у здания петербургского окружного суда наблюдалось небывалое оживление. Сановные господа и разряженные светские дамы заполнили до отказа зал заседаний, простая публика толпилась на улице. В этот день слушалось дело по обвинению дочери капитана Веры Засулич в покушении на убийство петербургского градоначальника Федора Трепова.

С фактической стороны дело было совершенно ясно, и правительство решило устроить показательный публичный процесс безо всяких опасений за его исход. Прокурор петербургской палаты Лопухин уверял министра юстиции Палена: «Это дело личной мести, и присяжные ее обвинят, как пить дадут».

Он ошибся. Преступление Засулич в глазах всей публики безусловно было «политическим», поскольку в Трепова она стреляла вовсе не из «личной мести». Мотив покушения был «общественный». 13 июля 1877 г. по распоряжению петербургского градоначальника был жестоко высечен розгами в доме предварительного заключения бывший студент Боголюбов за то, что при повторной встрече с Треповым не снял шапки. Помимо мелочности повода всех шокировала противозаконность треповского распоряжения, которое, однако, благословил министр юстиции граф Пален (после общей отмены телесных наказаний за дисциплинарные проступки 17 апреля 1863 г. они были сохранены только для крестьян по приговору волостных судов и для каторжан, но приговор по делу Боголюбова еще не вступил в законную силу, а порка подследственных не допускалась). В доме предварительного заключения едва не случился бунт возмущенных студентов, томившихся там после демонстрации у Казанского собора, где будущий глава русских марксистов, а тогда юный студент Горного института Георгий Плеханов, впервые поднял красное знамя с лозунгом «Земля и воля». Среди прочих сидел там Николай Морозов, который и через много лет будет вспоминать с жаром, как давал самому себе клятву: «За это надо отомстить, отомстить во что бы то ни стало.

…Я отомщу…, когда меня выпустят…» В обществе также сильно негодовали, ожидали по меньшей мере монаршего внушения Трепову, но его не последовало (незаконнорожденный сын Николая I Федор Трепов пользовался благоволением Александра II, который на другой день после покушения заехал справиться о его здоровье).

Морозова опередили. 24 января 1878 г. Вера Засулич явилась в приемную градоначальника и выстрелила в него из револьвера. Цель ее, как она объяснила суду, состояла в том, чтобы «обратить внимание на это происшествие…» и «ценою собственной гибели, доказать, что нельзя быть уверенным в безнаказанности, так ругаясь над человеческой личностью…»

Рана Трепова оказалась серьезной, он по состоянию здоровья не мог явиться в суд и даже «подвергаться допросу на дому без явного вреда для здоровья», в подтверждение чего суду было предъявлено медицинское свидетельство, выданное профессором Н. В. Склифосовским.

В обвинительном акте деяние Засулич было квалифицировано как покушение на умышленное убийство, за что статья 1454 Уложения о наказаниях предусматривала лишение всех прав состояния и ссылку в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет. Но дело решали присяжные, приговор которых, как справедливо указывал министру юстиции председательствующий на процессе Анатолий Кони, «основывается на многих неуловимых заранее соображениях». Однако и он был уверен — «здравый смысл присяжных подскажет им решение справедливое и чуждое увлечений. Факт очевиден, и едва ли присяжные решатся отрицать его».

Обвиняемая и не пыталась отрицать намеренного покушения на убийство. На вопрос председательствующего, признает ли она себя виновной, Засулич ответила: «Я признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем, могла ли последовать от этого рана или смерть, для меня было безразлично».

И тем не менее присяжные после короткого совещания вынесли вердикт о полной невиновности Засулич. Старшина едва успел выговорить «Не виновна» в ответ на первый, основной вопрос суда. Дальнейшую речь его нельзя было расслышать за громкими криками «Браво! Ура! Молодцы!», истерическими рыданиями, бурными аплодисментами и топотом ног, которыми присутствовавшие выразили свой восторг и полное одобрение решения присяжных. Публика с улицы хлынула в зал. Защитника Засулич, присяжного поверенного Александрова, принялись качать, а затем на руках вынесли на улицу и пронесли несколько кварталов.

Незадолго перед тем возникший революционный Союз «Земля и воля» выпустил по поводу оправдания Засулич прокламацию «К русскому обществу», где говорилось: «31 марта 1878 г. для России начался пролог той великой исторической драмы, которая называется судом народа над правительством…. В этот день разрыв русского общества с правительством выразился de facto в здании окружного суда оправдательным приговором присяжных и поведением публики, аплодировавшей приговору. Присяжные отказались обвинить ту, которая решилась противопоставить насилию насилие».

Адвокат Александров в речи на процессе подчеркивал, что «физиономия государственных преступлений нередко весьма изменчива. То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести». 31 марта 1878 г. русское добропорядочное, законопослушное, по большей части либерально настроенное общество в лице жюри присяжных, состоявшего на процессе Засулич из чиновников и купцов, «по убеждению совести» признало террористический акт «подвигом гражданской доблести».

Оправдание Веры Засулич было по существу антиправительственной демонстрацией. Таким образом русское общество за неимением других средств выразило глубокое недовольство политикой правительства, переходящего от реформ к реакции. Вместе с тем вердикт присяжных имел громадное значение для внутренней борьбы в стане русских радикалов. С самого зарождения пореформенного революционного движения, известного под общим наименованием «народничества», в нем ясно обнаружились два глубоко несходных течения. Историческая литература советского времени, вслед за Лениным, выстроившим теорию трех этапов революционного движения в России, в спорах между участниками «разночинского этапа» видела только тактические расхождения. На самом деле за разногласиями относительно характера грядущей революции и отношений интеллигенции и народа просматриваются два противоположных идеала будущего общественного устройства. Оправдав Засулич, общество дало своеобразный карт-бланш одному из этих радикальных течений, ослабляя и отталкивая на обочину общественной жизни другое.