Андрей Буровский - «Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России

Четвертое — они не считают людьми никого, кроме себя и себе подобных. Мы все для революционеров — только двуногая фауна, фон для них самих. Как те «настоящие дамы» и их дочки для Надежды Мандельштам.

Пятое — они никогда не раскаиваются в своих преступлениях. Да и с чего бы раскаиваться? «Мы» — невыразимо прекрасны и правы по определению. А «не мы» — все равно скоты и ничтожества.

Разумеется, такое отношение к жизни ставит революционеров на грань, даже за грань психической нормы. В их среде невероятное число сумасшедших. В психиатрических лечебницах окончили свои жизни венгр Бела Кун и чех Карел Гинек Маха, чекист Михаил Сергеевич Кедров и первый русский марксист Петр Никитич Ткачев, там побывала треть народовольцев, проходивших по процессам 1870-х. Необычайно высокий процент. Назвать революционеров «ненормальными» — отнюдь не преувеличение.

В мае 1917 г. анархисты устроили две вооруженные демонстрации. Их ораторы призывали к террору и анархии. Вскоре предводители перешли к боевым действиям, чтобы спровоцировать вооруженные выступления.

Уже 5 июня около полусотни анархистов захватили редакцию, контору и типографию газеты «Русская воля». И тут же издали листовку:

«К рабочим и солдатам. Граждане, старый режим запятнал себя преступлением и предательством. Если мы хотим, чтобы свобода, завоеванная народом, не была украдена лжецами и тюремщиками, мы должны ликвидировать старый режим, иначе он опять поднимет свою голову. <���…> газета „Русская воля“ (Протопопов) сознательно сеет смуту и междоусобицы <���…> мы, рабочие и солдаты, <���…> хотим возвратить народу его достояние и потому конфискуем типографию „Русской воли“ для нужд анархизма. Предательская газета не будет существовать.

Но пусть никто не усмотрит в нашем акте угрозу для себя, свобода прежде всего. Каждый может писать, что ему заблагорассудится. Конфискуя „Русскую волю“, мы боремся не с печатным словом, а только ликвидируем наследие старого режима, о чем и доводим до общего сведения.

Исполнительный комитет по ликвидации газеты „Русская воля“».

Временное правительство, естественно, послало в типографию отряд войск. Окруженные анархисты в конце концов сдались, были арестованы и доставлены под конвоем — но не в тюрьму, а, на съезд Советов.

Затем, 7 июня, в ответ на захват типографии министр юстиции Временного правительства Переверзев отдал приказ очистить дачу Дурново. Сложность заключалась в том, что к февралю 1917 г. дача принадлежала члену Государственного совета, генерал-адъютанту. Генералу от инфантерии Петру Павловичу Дурново (1835–1919). После Февральской революции там разместились не только Петроградская федерация анархистов-коммунистов и организация эсеров-максималистов, но и правление профсоюзов Выборгского района, профсоюз булочников, комиссариат рабочей милиции 2-го Выборгского подрайона, Совет Петроградской народной милиции, и рабочий клуб «Просвет».

Поднялась волна возмущения и протеста. В тот же день начали забастовки четыре предприятия Выборгской стороны, а к 8 июня их количество возросло до 28.

Через день, 9 июня, анархисты созвали на даче Дурново конференцию, на которой присутствовали представители 95 заводов и воинских частей Петрограда. Они создали Временный революционный комитет и решили 10 июня захватить несколько типографий и помещений, тем самым начав «Вторую революцию».

В то же время большевики приурочили свое выступление к работе I Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов (3–24 июня 1917 г.) — туда было делегировано 533 эсера и меньшевика и всего 105 большевиков.

Но тут возникла проблема: большевики хотели выступать под лозунгами «Вся власть Советам!», а Советы этого как раз не хотели. Большевики назначают на 10 июня «демонстрацию», то есть вооруженное выступление. Съезд запретил ее и обвинил большевиков в «военном заговоре».

Большевики планировали выйти к Мариинскому дворцу в Петербурге — там заседало Временное правительство. Предполагалось вызвать министров из здания для «общения с народом», а специальные группы людей должны были орать и свистеть, выражая «народный гнев» и подогревая толпу.

При благоприятном развитии событий предполагалось тут же арестовать Временное правительство. Конечно, «…столица должна была немедленно на это отреагировать. И в зависимости от этой реакции ЦК большевиков <. > должен был объявить себя властью». {221} 221 Суханов Н. Н. Записки о революции, т. 1. — Берлин-Пг.-М.: 1922, с. 41.

А если начнется сопротивление? Временное правительство арестовано, а идут манифестации с требованием: «Отпустить!»? Что, если верные правительству военные части выступят в защиту правительства с оружием в руках? Такое сопротивление предполагалось «подавить силой большевистских полков и орудий». {222} 222 Суханов Н. Н. Записки революции, т. 2 (книги 3–4). — М., Политиздат: 1991. Полки и орудия были — к этому времени большевики на деньги германского Генерального штаба наняли латышских стрелков и начали вооружать Красную Гвардию.

Вот она и Гражданская война, Уже сияет улыбкой «Веселого Роджера».

На этот раз устроить бойню не удалось: оказалось, все политические силы решительно против большевистских планов. Правительство заявило, что «всякие попытки насилия будут пресекаться всей силой государственной власти». С 9 июня по Петрограду разъезжали вооруженные патрули.

Съезд же Советов выпустил воззвание, в котором заявлял, что демонстрация подготавливается большевиками без воли и участия Советов.

Большевики вынуждены были пойти на попятный.

Меньшевик Церетели писал: «Ни у кого из нас нет сомнений, что мы стояли перед возможностью кровавых столкновений на улицах Петрограда, подготовлявшихся большевистской партией, чтобы в случае недостаточного отпора со стороны демократии, захватить власть и установить свою диктатуру. Нет никакого сомнения, что большевики держат в готовности свои силы, чтобы при более благоприятных условиях предпринять новую авантюру». {223} 223 Церетели И. Г. Кризис власти. Воспоминания лидера меньшевиков, депутата II Государственной думы. 1917–1918. — М.: 2007.

Советы готовятся провести демонстрацию 18 июня под лозунгами доверия Временному правительству. Большевики тоже готовятся — печатается огромное количество плакатов и транспарантов, ведется пропаганда.

К этому времени у них выходит 27 газет на русском языке и еще 14 — на языках народов бывшей Империи. Большевики даже приобрели собственную типографию — за 260 000 рублей.