Борис Владимиров - Комдив. От Синявинских высот до Эльбы

— Вам я не советую уходить в железнодорожные части. В стрелковых частях вы на месте. Из вас в конечном счете получится хороший командир, и вы будете, судя по вашей работе в полку, хорошо продвигаться по службе. Нам нужны в дивизии хорошо подготовленные офицеры. Я не хочу отпускать вас в железнодорожные войска. Вы нужны нам, нашим войскам «царицы полей». Я вычеркну вас из списка сдавших предварительные экзамены, — сказал он и вопросительно посмотрел на меня.

Я не стал возражать, и он аккуратно вычеркнул из списка мою фамилию. Я до сих пор благодарен Александру Ивановичу Яновскому за то, что он удержал меня от необдуманного шага и в той или иной степени определил мою дальнейшую судьбу.

Неожиданная встреча со своим бывшим командиром дивизии очень обрадовала меня. Мы всю ночь вспоминали «дела давно минувших дней», то время и наших бывших однополчан. Он был рад, что оказался прав в отношении моей военной карьеры: мы оба теперь были генералами и я сейчас, как он тогда, был командиром дивизии. Проговорили всю ночь.

На рассвете Яновский уехал в штаб 80-го стрелкового корпуса. Впоследствии Александр Иванович часто приезжал ко мне на КП или НП дивизии и всегда был очень желанным гостем.

После окончания войны в 1946 году, когда я, как и многие фронтовики, учился на Высших академических курсах при Академии Генерального штаба в Москве, мы случайно встретились с Яновским на Арбате. Были страшно рады увидеть друг друга живыми и невредимыми. В то время он уже был доктором технических наук, профессором и преподавал в одном из высших учебных заведений. Он предложил мне после академических курсов работать с ним вместе и одновременно готовить меня на кандидата, а потом и на доктора военных наук.

— Я вам буду помогать и уверен, что вы без особого труда справитесь с этой подготовкой, — уговаривал он меня.

Я поблагодарил его за предложение, но отказался. Мне был 41 год, тянуло в войска. Я был не готов к научной карьере. Окончив курсы с оценкой «отлично», я отправился в войска, где командовал стрелковым корпусом.

Когда я бывал в Москве, мы часто встречались с Александром Ивановичем, и я всегда был рад видеть его здоровым и бодрым, хотя он был уже совсем немолодым человеком, лет на двадцать старше меня, но в моей памяти он остался навсегда одним из тех командиров, на которых хотелось походить.

В боях в районе Шепланке мы взяли много пленных трех различных частей. Наша дивизия затем наступала в направлении города Арисвальде, где оборонялась большая группа немецких войск. На флангах дивизии, сжимая кольцо окружения г. Арисвальде, действовали соединения 9-го гвардейского и 80-го стрелкового корпусов. Дивизия наша наступала непосредственно на город. Противник упорно, как в Шнайдемюле, оборонял его. Нам удалось овладеть небольшой окраиной города, где находилась мельница с огромными складскими помещениями и такими же бетонными подвалами. В этих подвалах мы организовали свой КНП. Наученный, видимо, опытом предыдущих боев под Шнайдемюлем, командующий 61-й армией генерал-полковник Белов уже не делал преждевременных оценок противника и решил усилить дивизию несколькими дивизионными 152-мм гаубицами и 160-мм минометами. Теперь мы были во всеоружии.

Чтобы не терять при штурме города людей, я решил использовать всю дивизионную и приданную артиллерию на прямой наводке. С командирами 152-мм дивизионов договорился легко, хотя гаубицы, как правило, на прямую наводку не ставятся. Первый залп огня давался из всех орудий по противнику, который засел в зданиях и подвалах в 100–150 м от нас. Несколько дальше вели огонь 160-мм минометы. Больше всего немцев было в подвальных этажах, окна которых чуть выступали над уровнем земли и использовались ими как бойницы. Интересно, в Германии в восточной ее части все окна подвальных этажей смотрели главным образом на восток. Это было предусмотрено в прошлом на случай войны с восточным соседом. В западной части Германии с той же целью такие окна выходили на запад. Как мне было известно, это правило соблюдалось при строительстве всех зданий, чтобы легче было обороняться в населенных пунктах.

После первых двух залпов огонь переносился на 100–150 м вперед, соответственно перемещалась и артиллерия. Пехота быстро продвигалась сначала до рубежа разрывов снарядов, выковыривая полуоглушенных, обезумевших немцев из укрытий. Так, шаг за шагом без больших потерь проникали мы глубже в город, пока гитлеровцы ожесточенно сопротивлялись. Надо сказать, что их сопротивление после нескольких скачков нашей артиллерии ослабевало, а здания превращались в руины. Наш огонь, против которого не было защиты, действовал на фашистов убийственно. Мы же сохранили сотни солдатских жизней, что в конце войны имело особое значение.

Потом уже стало известно, что около 7–8 тысяч фашистов вышли из города Арисвальде в северном направлении и вне его стен были пленены, а сопротивляющиеся — уничтожены. В самом городе немцы понесли большие потери, что было видно из показаний генералов и офицеров, взятых в плен нашими войсками.

«Моя дивизия, — показывал пленный полковник Каппе, — имевшая перед боями в районе Арисвальде более 10 тысяч личного состава, была разбита и перестала существовать в течение пяти дней».

Овладев Арисвальде, 311-я дивизия продвигалась в северо-западном направлении, ведя бои на всем протяжении до г. Штаргарда. Очень тяжелые бои шли на рубеже Шенвардер до реки Ина. На шоссейных дорогах устанавливались заграждения и особенно густо ставились противотанковые мины. Все населенные пункты были предварительно приспособлены к круговой обороне. Плотный огонь из пулеметов велся как с верхних этажей домов, так и из полуподвальных помещений. Населенные пункты располагались густо: преодолев с большими трудностями один, чуть ли не сразу натыкались на другой. У себя дома немцы дрались ожесточенно, со звериной злостью, часто неразумно контратаковали и гибли.

Шел февраль. Грязь была всюду. Обувь сырая, обмундирование заляпано грязью. В первых числах марта 1945 года, наступая на штеттинском направлении, мы подошли к городу Штаргарду, крупному узлу немецкой обороны. До 4 марта дивизия в тесном взаимодействии со всеми соединениями 61-й армии, в составе которой находилась, дралась за этот город и наконец овладела им. Здесь была освобождена большая группа пленных из западных стран и много советских людей, угнанных фашистами в рабство.

Когда я вошел в город, первое, что бросилось в глаза, был пух, летающий всюду. Я невольно вспомнил статью И. Эренбурга, где он писал, что настанет день, когда от фашистов полетит пух. Эренбург пользовался большой любовью у солдат и офицеров, и, как только появлялась его очередная статья, газеты немедленно расхватывались. Писал он остро, целенаправленно и доходчиво. Статья настраивала бойцов на месть, что было осуждено Центральным Комитетом КПСС. Но бойцы решили воплотить в жизнь то, о чем писал Эренбург. Они вспарывали перины, подушки и высыпали их содержимое на улицу. Командиры пытались прекратить эту самодеятельность, но было уже поздно. В воздухе носились хлопья белого пуха, словно хлопья снега.