Глеб Носовский - ЦАРЬ СЛАВЯН

Кстати, обратим внимание на сам язык повествования Хониата в данном месте. Такое впечатление, что при описании Андроника его постоянно тянет на цитирование Псалтири, библейских пророчеств или же на евангельские ассоциации. Например, говоря о возрождении торговли при Андронике, Хониат употребляет чисто евангельский термин «воскресение из мёртвых». Сравним, например, со словами Матфея: «И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов, по воскресении Его, вошли во святой град и явились многим» (Матфей 27:51-53). Или, например, тринадцатый псалом Давида: «Неужели не вразумятся все, делающие беззаконие, съедающие народ мой, как едят хлеб» (Псалтирь 13:4). И так далее. Хотя, казалось бы, здесь нет особого повода для таких библейских ассоциаций. Ведь речь идёт просто о пресечении взяточничества, а не о Страшном Суде.

По-видимому, «Хониат» обрабатывал в своей «Истории» некий старый текст, который был намного ближе к Евангелиям и вообще к Библии. Вероятно, «Хониат» стремился изготовить из него светскую хронику. Но, тем не менее, в некоторых местах всё-таки проглядывает язык старого оригинала.

По словам Никиты Хониата Андроник настолько обуздал взяточничество, что чиновники стали бояться не только взяток, но и простых, вполне безобидных подарков: «Многие чуждались теперь и добровольных приношений, избегая их… как какой-нибудь заразы, гибельной для всего, что к ней прикасается» [140], с. 333.

Далее Хониат сообщает, что «посылая в области правителей, Андроник назначал им богатое жалование и в то же время объявлял, каким подвергнутся они наказаниям, если нарушат его повеление» [140], с. 333 – 334. В случае, если назначенный правитель всё-таки нарушал приказ императора не брать взятки, Андроник никогда его не прощал. Даже в тех случаях, когда это были знатные люди или даже его родственники. Это вызвало волну ярости против императора. Хониат называет его «зверем», безжалостно преследующим «хороших людей» за малейшие прегрешения. Он пишет: «Прибытие Андроника сопровождалось для многих лишениями и скорбями или даже потерей жизни, либо какой-нибудь другой крайней бедой. Положив… в основание души своей жестокость… этот человек считал для себя тот день погибшим, когда он не захватил или не ослепил какого-нибудь вельможу… Подобно жестокому учителю то и дело поднимающему бич на детей… Многие даже во сне не находили для себя покоя… но, едва заснувши, вдруг в испуге пробуждались, увидев перед собой во сне Андроника или тех, кого этот свирепый, упрямый и неумолимый в своём гневе человек принёс в жертву своей жестокости. Что будет в последние дни, по предсказанию Богочеловека, то есть что двое будут на одном ложе и один поемлется, а другой оставляется, то же самое явно происходило и в те дни, потому что одного из супругов внезапно хватали и отводили на истязание… Отец пренебрегал детьми, дети не заботились об отце. Если в одном доме было пять человек, то трое восставали против двоих и двое против троих» [140], с. 332.

Другими словами, Андроник полностью пренебрегал родственными связями при разборе судебных дел. Здесь опять в тексте Хониата звучат явные ассоциации с Евангелиями. В самом деле, Матфей так передаёт слова Христа: «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю, не мир пришёл Я принести, но меч, ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Матфей 10:35-37).

И далее, Евангелия говорят: «Так будет и пришествие Сына Человеческого; тогда будут двое на поле: один берётся, а другой оставляется; две мелющие в жерновах: одна берётся, а другая оставляется. Итак бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь вам приидет» (Матфей 24:40-42).

Никита Хониат здесь прямо и откровенно цитирует Евангелия, называя Христа Богочеловеком, см. выше.

Никита Хониат прямо обвиняет Андроника, что тот не щадил даже своих собственных родственников, отдавая приказ об их наказании и в то же время проливая притворные (по мнению Хониата) слёзы жалости. Так например, Андроник «отдал под суд дядю Исаакова Константина Макродуку и Андроника Дуку… Спустя несколько дней эти люди были осуждены за оскорбление царского величества, несмотря на то, что принадлежали к партии Андроника, были самыми главными её членами и вернейшими его друзьями» [140], с. 303. Оба были повешены [140], с. 305.

После чего «некоторые из приближённых к Андронику попросили у него снять тела повешенных. Выслушав просьбу без неудовольствия, Андроник спросил: давно ли они умерли, и, узнав от исполнителей казни, что злые зле погибли, сказал, что он жалеет об участи этих людей. С этими словами он заплакал и затем прибавил, что власть и строгость закона сильнее собственных его чувств и склонностей и решение судей сильнее его личного расположения» [140], с. 306.

Тем самым, Андроник подчёркивал, что никакие связи, в том числе дружеские или родственные, даже с самим императором, не могут освободить от заслуженного наказания.

Хониат приводит следующий яркий пример. По словам Хониата, во времена Андроника существовал старый обычай, согласно которому потерпевший крушение и прибитый к берегу корабль разграблялся местными жителями. Это весьма мешало торговле и было вредно для государства. Многочисленные строгие запреты предыдущих императоров ничего не могли с этим поделать. Поэтому, когда Андроник заявил, что он прекратит данное безобразие немедленно, никто не поверил. Однако Андроник издал указ, согласно которому в случае разграбления разбившегося корабля начальник той области, где это произошло, будет повешен на этом самом месте. Грабёж прекратился немедленно. Более того, местные жители стали помогать потерпевшим кораблекрушение, снабжать их едой и т.п. Хониат пишет по данному поводу: «Таким то образом на место бури вдруг явилась тишина и эта перемена до того была нечаянна, что, казалось, была делом руки явно нечеловеческой» [140], с. 338.

И опять мы видим пример того, как Хониат, обсуждая действия Андроника, обращается к евангельским ассоциациям. Чудо, нечеловеческая рука, утихшая буря и т.п. Напомним, что тема прекращения бури по просьбе Христа в Евангелиях присутствует в явном виде. «На озере поднялся бурный ветер, и заливало их волнами, и они были в опасности. И, подойдя, разбудили Его и сказали: Наставник, Наставник, погибаем. Но Он, встав, запретил ветру и волнению воды: и перестали; и сделалась тишина» (Лука 8:23-24).

Отметим, что в приведённом фрагменте из Хониата его «евангельское высказывание» плохо вяжется с предыдущим рассказом о грабеже кораблей. Складывается впечатление, что позднейший редактор пытался вставить евангельский рассказ об утихшей буре в какое-нибудь подходящее место, но сделал это не очень удачно.