Артем Драбкин - Я дрался на Ил-2. Книга Вторая

— С каким вооружением Ваш первый самолет был?

— Две пушки 23-миллиметровые и два пулемета ШКАС.

— У Вас до конца войны оставался ПБП1Б? Ну, этот — лампочка со стеклышком? Или у Вас была насечка на лобовом стекле?

— Я понял вопрос. Прицел в кабине стоял. Стеклышко перед самым носом, у стекла. Полосы по стеклу… Подробнее не смогу: это было шестьдесят лет тому назад.

— Какая у Вас была боевая нагрузка?

— Максимальная нагрузка — шестьсот килограммов. А когда мы на Карельском перешейке работали по линии Маннергейма, по две бомбы по двести пятьдесят килограммов возили. Там были такие мощные укрепления, что и двести пятьдесят маловато…

— На каких высотах Вы ходили на бомбометание?

— Шестьсот-восемьсот метров, это наша стандартная высота. А бомбить и стрелять снижаешься до высоты двести-триста метров. Но было и иначе: смотря какая цель, как прикрыта… Много могло быть «но…».

— Об эффективности «рсов» на Ил-2 высказываются разные мнения. В Вашем полку «рсы» считались эффективном оружием?

— А почему же не эффективное? РС-82 и PC-132 — воздушная «Катюша», хорошее оружие. По четыре на крыло. Всего восемь штук. Если «рс» целенький, хорошенький и у него хвостовая часть-стабилизатор не погнута, то попасть им можно достаточно точно. Около 3–5 метров от точки прицеливания. А если с дефектом, то он «фьють», и мимо, только что не в обратную сторону…

— Какое вооружение штурмовика Вы лично считали наиболее эффективным?

— Ну, как вам сказать, это зависит от того, какая цель. Если по танкам, мы возили и маленькие бомбочки, малюсенькие. Полный ящик — как сыпанешь… Один раз ВАПы использовали. (ВАП — выливной авиационный прибор.) В них был гранулированный фосфор, залитый водой. При контакте с воздухом он загорался. Скорость они жрут сильно, а так штука хорошая.

Эти ВАПы мы использовали на Волховском фронте. Задачу нам поставили сжечь немецкие склады в районе станции Померанье на Октябрьской железной дороге. Мы шестеркой с ВАПами подошли на высоте пятьдесят метров. Разбились на пары и прямо на эти длинные сараи-склады вылили… Все загорелось, начало взрываться. Здорово получилось… Немцам, думаю, понравилось…

— Как Вы отнеслись к появлению 37-миллиметровых пушек?

— Они хорошо стреляли. Самолет получил сразу две 37-миллиметровые пушки. Их работа запомнилась, когда били эшелоны, уходившие из Новгорода на Псков. В район Дно — Порхов меня послали с четверкой. И мы этими пушечками по эшелонам хорошо постреляли, дым пошел. У них в эшелоне на площадках стояли зенитки, и оттуда: «пах», «пах», «пах». Они в меня, а я в них. Мы попали хорошо, а они промахнулись…

Но в основном летали на самолетах, вооруженных 23-мм пушками. Снарядов у 37-миллиметровых всего пятьдесят штук, а у 23-миллиметровых большие ленты, я уж не помню сейчас, сколько, но намного больше. По бронированным целям 37-мм отлично работала, а вот если колонну штурмуешь — лучше иметь калибр поменьше, а скорострельность и боезапас побольше.

— Фотографирование результатов производилось?

— Обязательно. Для контроля стрельбы у гондолы стоит ФКП — фотокинопулемет. И потом будут видны даже трассы, куда я стрелял, он зафотографирует. Если я бомбы сбрасывал, то как только люки открыл и бомбы полетели, там еще фотоаппарат стоит и фиксирует, куда бомбы полетели.

— Фотоаппараты стояли на каждом самолете? Или в группе был специально выделенный фотограф?

— Когда летали мы на аэродром в Финляндию, в этом вылете один я с фотоаппаратом был. Было это во время Выборгской операции, вражеская истребительная авиация мешала и нашей авиации, и нашим наземным войскам. И тогда по их аэродромам мы шестерками ходили. Одна группа отбомбилась, другая отбомбилась. Аэродром хорошо накрыли: все горит, все взрывается. А я должен был при плановой съемке лететь на восьмистах метрах и «не шевелиться».

Стрелок Волков говорит:

— Вижу два истребителя.

Я говорю:

— Стреляй!

А мы фотографируем. Слышу:

— Еще два финских «FD». Их уже четверо. А вот и третья пара пришла…

А тут вдруг Волков стрелять перестал.

— Ты что не стреляешь?

— Заело, вот и не стреляю.

Мы к этому времени уже съемку кончили, и я спикировал, и полетел над самыми елками, прямо над головами у финнов и немцев. Волков помогал, чем мог.

— Оглянись — говорит, — сейчас, отвернешь немножко… Атакует!

Я отвернул, смотрю — трасса прошла слева. И он мне подсказывает, что трасса слева.

— Наверное, Вы не так спокойно переговаривались, как сейчас рассказываете…

— А чего дергаться-то было? Запаникуешь, ошибку допустишь, и сожрут тебя, не подавившись… Так я маневрировал до Выборга, линия фронта была уже там. И уже линию фронта пролетал, но в это время какой-то фашист мне попал между жалюзями по мотору… То ли истребитель, то ли с земли… Попали в масляный бак. Там было справа и слева два масляных бака по девяносто одному литру масла. (Всего в двух маслобаках 65–71 л. — P.O.) Смотрю: масло по полу, масло по стеклу, по приборной доске, кругом масло. Стал высоту набирать: давление падает, температура растет. Думаю: «Ни хрена себе! Куда ж мы падать будем?» На Карельском перешейке падать страшно. Там в лесу камни-валуны, на него наткнешься на скорости — считай все…

И я — «все выше, и выше, и выше…». Выпрыгивать нельзя: у меня же на пленке работа всего полка. Если упаду, то результат нашей работы не будет известен. И потихонечку, буквально на самом минимуме тяну. Пришли на наш аэродром, высота триста пятьдесят метров, потихоньку убавляю… И вы знаете, дотянул! Мотор заклинило, когда я уже шасси выпустил, щитки выпустил, метров двадцать над полосой. Я плюхнулся и покатился… Ничего не вижу, останавливаюсь, выглядываю… Оказалось — подъехал прямо на КП.

Вся кабина, весь самолет черный — вымазан маслом до самого хвоста. Масло стекает по фюзеляжу, и под самолетом полосочка масляная появляется. И тут я вылез — весь в масле, как гусь в подливе.

Окружили машину. Техник подходит, вынимает из кармана осколок зеркала и мне подает:

— Товарищ капитан! Посмотрите на себя!

Смотрю: весь в масле…

— Чего ты мне суешь, что я, сам себя не видел ни разу?

Пригляделся, а на висках у меня седина появилась… Зато фотографии получились отличные.

— Чьи это были истребители? Немецкие или финские?

— «Брюстера», «FD» и «мессера». Это «FD» и «брюстера» — финские. «Мессершмитты» могли быть и немецкие. А кто конкретно врезал, не знаю.

— По Вашему мнению, какая максимальная скорость была на Ил-2?

— Двести двадцать — двести сорок километров. Это скорость по горизонту. А когда на пикировании и на выводе, то до пятисот доходило. Со свистом уходишь. (240 км/ч — это скорость в режиме максимальной дальности, средняя скорость в строю 320–340 км/ час. — P.O.)