Владилен Орлов - Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы

Переждали артналет немцев на стрелявшую батарею. Был сплошной перелет, правда, почти рядом с батареей. Никто не пострадал. Единственная жертва — Степанов. Теперь, после Фурцева, погиб второй радист. Старшина принес плащ-палатку. Мы положили на нее тело и вчетвером понесли, скорей побежали в батарею, вдруг опять налет! В тот же день Степанова предали земле, и домой ушла очередная «похоронка».

Стали подвозить ящики со снарядами. У каждого орудия в вырытой яме образовалась небывалая гора ящиков. Значит, завтра-послезавтра начнется наступление с мощной артподготовкой. Узнали, что 1-й Украинский фронт, расположенный южнее, уже начал наступление и удачно прорвал немецкую оборону. Нам сказали, что они далеко продвинулись, на несколько десятков километров вглубь. Начал наступление и северный сосед — 2-й Прибалтийский фронт Рокоссовского. Теперь наша очередь — в центре. Здесь главный удар в направлении Берлина! Действительно, вечером очередного дня нам зачитали приказ и обращение Военного совета фронта о начале наступления завтра, чуть забрезжит рассвет. Предполагалось начать с 30-минутной мощной артподготовки. Затем идут штрафники. Если прорыв сразу не получится, то двухчасовая артподготовка и, если надо, еще два часа! Вот почему такая гора снарядов!

В приказе был поразивший меня, и не только меня, пункт. Все бойцы от рядового до генерала могут 1 раз в месяц отправлять посылки домой с трофейным имуществом, рядовые и сержанты до 10 кг, остальные больше, в зависимости от чина. Под трофеями подразумевается все(!), что оставил противник, кроме оружия. Но это же узаконенный грабеж! С начала войны в печати, по радио, на политбеседах осуждалась узаконенная в немецких войсках практика отправления «трофеев» домой каждым военнослужащим. Приводились отвратительные примеры, как немецкие солдаты грабят и отсылают посылки домой. Это считалось одним из позорных поступков захватчиков. И вот теперь это вводилось в нашей освободительной армии. Было что-то постыдное в этом приказе.

Утро 14 января 1945 года. Я вылез из блиндажа нашего взвода управления, где только что отдежурил на телефоне, и меня заменил сменщик. Было тихо. Лишь редкие выстрелы на передовой. Только-только начинало светать. Звезд не видно — сплошная облачность. Значит, авиации не будет. На огневой позиции раздавались последние команды и поблескивали огоньки панорамы, по которой идет наводка орудия на цели. Вдруг небо прорезало множество огненных следов. Это начали работать «катюши», и вокруг все загрохотало. Началась 30-минутная артподготовка. Земля сотрясалась от тысяч залпов. Заложило уши. Такого мощного огня мне не приходилось никогда наблюдать. Через 30 минут, после мощного огненного вала, канонада несколько стихла. Наши и соседние пушки смолкли. Работала только тяжелая артиллерия по дальним целям. Прислушались. Ни малейшего ответа с немецкой стороны. Здорово их подавили! — решили мы. Огневики готовились к основной, двухчасовой артподготовке. Ждали команды. Вскоре, минут через 30–40, сообщили радостную новость. Штрафники почти без боя заняли первые траншеи, «осваивают» 2-ю линию траншей, частично переправились через основную естественную преграду, речушку Пилицу. За штрафниками двинулись основные части пехоты, саперы наводят переправы через Пилицу для прохода танков и остальной техники. Прорыв, кажется, удался и обошелся малой кровью. Прозвучала команда: отбой, всем грузиться и перемещаться на новые позиции за наступающими частями. Мы быстро погрузились на машины и двинулись к бывшей передовой.

Уже светло, но небо хмурое. Висят низкие облака, и изредка сыплет снежок. Совсем низко пролетели несколько штурмовиков, отбомбились впереди (слышны бомбовые разрывы) и вернулись обратно. Пройдена наша передовая линия, и мы медленно, вместе со вторым эшелоном пехоты, продвигаемся через немецкие позиции по разминированной дороге, наспех проложенной саперами, скорее колеи. Наша артиллерия уже смолкла, и слышна только отдаленная редкая стрельба. Справа и слева ужасающее зрелище от результатов нашей артподготовки. Воронки одна на другой, от небольших минометных до огромных, до 5–10 метров в диаметре и нескольких метров глубиной. Впечатление первозданного хаоса. Жутковато, хочется быстрее проехать. Неужели кто-то из немцев уцелел? Или они сбежали при первом же налете? Вскоре подъехали к уже наведенной переправе через Пилицу и вдруг остановились. Команда: уступить дорогу танкам! Значит, прорыв всей обороны состоялся и в него входит 2-я танковая армия. Наши «Студебекеры» посторонились (съехали на подобие обочины), и мимо двинулась непрерывная лента «тридцатьчетверок». Только к вечеру удалось переправиться и достичь оговоренного рубежа уже в сумерках.

Там в беспорядке стояли разбитые и целые немецкие зенитки. Я впервые увидел брошенную в панике технику. Ранее мне такого видеть не приходилось. Обычно немцы удирали с техникой. Мы воссоединились с нашей передовой группой (комбат Бойко, Соболев, разведчики: Шалевич, Хвощинский, связист и радист), сопровождавшей и даже опередившей пехоту, которую мы поддерживали. Они рассказали, что после огневого вала, когда после штрафников двинулась пехота, их группа последовала за ней, но двигалась, сторонясь дорог, которые могли обстреливаться. Незаметно опередили тупо двигающуюся по изредка обстреливаемой дороге пехоту и за лесочком обнаружили уцелевшую минометную батарею немцев, которая била по дороге. Залегли в кустах и, определив по карте координаты, попытались связаться с нашей батареей по рации. Однако, как назло, связи не получилось. Их возню засекли минометчики и открыли шквальный автоматный огонь. Все, ломая кусты, еле выскочили обратно. Бросились к дороге, по которой шла пехота. Просили, умоляли их повернуть в лесок и захватить батарею (ведь по вас стреляют!), но пехотный командир сказал, что это не его участок, и двинулся своей дорогой (вот там была ругань!). Пока подошли свои пехотинцы и осторожно продвинулись в лесок, батареи и след простыл.

Мы временно остановились здесь, на немецкой позиции, ожидая дальнейшего приказа. Только расположились отдохнуть в уцелевшем немецком блиндаже, как пришла команда: оставить пехоту и двигаться вслед танковой армии. Теперь мы должны поддерживать ее продвижение. Вновь на машины и вперед, догонять танки!

Начало темнеть, но мы продолжали движение на север в обход Варшавы. Двигались вначале с потушенными фарами. Однако вскоре, когда пошел мелкий снег и опасность возможного налета авиации исчезла, шли уже при зажженных фарах. Это позволило довольно быстро догнать танковую колону. Остановились в населенном пункте (кажется, Варка) на ночь. По дороге мы слышали сильную канонаду справа и отдаленное зарево пожаров. Это с соседнего Пулавского плацдарма шло наступление наших войск и 1-й армии Войска Польского прямо на Варшаву. У нас было тихо. Немцы бежали, не оказывая больше никакого сопротивления. По мере нашего движения в обход Варшавы канонада и зарево смещались назад. Мы считали, что немцы, испугавшись окружения, должны покинуть Варшаву и бои на Пулавском плацдарме — бессмысленная трата сил, вызванная растерянностью командования противника. Так оно и произошло. Враг, прекратив сопротивление, покинул Варшаву, и 17 января, всего через 3 дня после наступления, 1-я армия Войска Польского и части нашей армии вступили в Варшаву. Столица Польши была уничтожена гитлеровцами до основания, а жители убиты или изгнаны из города.