Сергей Кремлев - Россия и Германия - стравить ! (От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона)

Что же до Николая Романова, то он терял последние остатки уважения даже у честных людей из привилегированных классов. Летом 1908 года русский царь впервые в истории прибывал с визитом в Швецию. Русская миссия во главе с посланником бароном А. Будбергом и военным агентом Игнатьевым всходит на борт шведского катера, поднявшего русский посольский флаг. В ту же минуту стокгольмский рейд затягивается дымом: в нашу честь салютуют военные корабли и древние крепостные верки.

Русская эскадра запаздывает, но вот и она - с царской яхтой "Штандарт" впереди. Будберг готовится пересесть на нее, и тут командир ближнего шведского миноносца вдруг сообщает в рупор:

- С яхты передают: "Посланника на борт не принимать!".

Самолюбивый Будберг багровеет, дисциплинированные Игнатьев и морской агент Петров молчат, недоумевая. Уже на берегу они узнают: их не хотели допускать к высочайшему завтраку.

А за год до этой царской выходки шведы на том же рейде встречали Вильгельма II и наблюдали, как застопорившая ход яхта "Гогенцоллерн" принимала посланника Германии. Вильгельм вышел к трапу, снял фуражку и на глазах шведской эскадры трижды его облобызал.

Однако стокгольмский эпизод был лишь промежуточным звеном. В России уже давно говорили: "Ходынкой началось, Ходынкой и кончится"... А как началось-то?

В мае 1895 года Николай II и императрица Александра Федоровна ("Алике") короновались в древней столице - Москве. Среди коронационных торжеств числилось и народное гуляние на Ходынском поле. От "царей" были обещаны кулек с конфетами, булкой и куском колбасы да "коронационная" па мятная кружка.

"Гостинцев" заготовили 400 тысяч, а подвалило "нa праздник" около полумиллиона! В обычное время здесь проводились учения войск, поле было перекопано и перерыто канавами и окопами. Их прикрыли досками, но что эти доски значили, когда напирала полумиллионная толпа? Люди приходили заранее, за сутки, скапливались, стояла дикая жара.

Начали раздавать кульки, толпа подалась, закричали пер вые задавленные. И через пару часов с поля увезли только трупов около 1300 (по официальным данным, а по неофициальным-около четырех тысяч). Всего же пострадали десять тысяч человек.

У нас есть документ, принадлежащий перу лично Его Императорского величества. Николай был человеком скрупулезным и дневник вел до самого своего расстрела. Вот записи тех дней... "18 мая. Суббота.

До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. На Ходынском поле произошла страшная давка, причем ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2 ч.; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали и за тем Алике и я отправились на Ходынку. Собственно, там ни чего не было; музыка все время играла гимн и "Славься!" Обе дали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello (французский посол в России. - С. К.). Было очень красиво устроено. После ужина уехали в 2 ч.

19 мая. Воскресенье.

С утра началось настоящее пекло. В 11 час. пошли к обедне. В 2 ч. Алике и я поехали в Старо-Екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, в которых лежали несчастные, пострадавшие вчера. Уехали прямо в Александрию, где хорошо погуляли. В 7 ч. начался банкет. В 9 1/2 ч. поехали к д. Сергею. Пили чай.

20 мая. Понедельник.

День стоял отличный. Поехали к обедне (не к панихиде! - С.К.) в Чудов монастырь. В 3 часа поехал с Алике в Мариинскую больницу, где осматривал вторую группу раненых. Тут было 3-4 тяжелых случая (то есть, "царям" показали считанные жертвы. - С.К.). Обедали с Мама. В 10 1/2 поехали на генерал-губернаторский бал.

21 мая. Вторник.

Встали поздно с чудным утром. В 11 1/2 поехали к Ходынскому лагерю (не на поле - скорбеть, а на парадный смотр. - С.К.). После молебна все части прошли отлично. В 3 1/4 отправились в Александрию, где гуляли и пили чай. В 10 3/4 поехали на бал в Дворянское собрание".

И все... Более о трагедии нет ни слова. Зато идет потоком; катались на лодке, ели, пили чай, мед, обедали, ужинали. И лез же кусок в горло!

Это потом Россия припомнит ему и кадрили под стоны умирающих, и обеды под слезы сирот.

Кайзер же пользовался в стране огромной популярностью... В марте 1913 года наш кораблестроитель академик Алексей Крылов вышел в плавание на немецком пароходе "Метеор" в качестве председателя Особой комиссии по исследованию успокоительных цистерн Фрама. К сожалению, эти успокоители качки на море в сфере политики не срабатывали, но общая работа хорошо объединяла русского инженера и старшего механика "Метеора" немца Шредера.

По вечерам они коротали время за долгими беседами, и как-то Шредер оживленно сказал:

О, наш кайзер умеет найти путь к простым сердцам!

И к вашему сердцу старого морского волка тоже? - шутливо спросил Крылов.

Алексей Николаевич, судите сами... Однажды мы компанией собрались в Гамбурге в скромной пивной за кружкой пива. Знаете, как это бывает: снаружи дождь, промозглый вечер, а за столом - старые приятели и добрая немецкая песня. Вдруг... отворяется дверь и входит кайзер.

Один?

Один, и даже без зонтика, в мокрой шинели.

И вы?

Мы, конечно, вскочили, молчим.

А он?

- А он усмехнулся и говорит: "Что это вы замолчали? Спойте-ка мне "Вахту на Рейне", да угостите кружкой пива"...

- И вы угостили?

Ах, Алексей Николаевич! Никогда я не пел так весело! В тот вечер я выпил лучшую кружку в своей жизни!

А потом?

Потом он сидел задумавшись, и сказал: "Спасибо, друзья! Вы хорошо проводите свое время"... И вышел.

В таких эпизодах не обходилось, конечно, без театральности - кайзер порисоваться любил. И сословный склад жизни от пивных "экспромтов" не исчезал. На торжествах по поводу спуска очередного дредноута кайзера окружали не корабельщики с рабочими мозолями, а элита во фрачных парах и белоснежных платьях, блистающая бриллиантами. В толпе, наблюдающей это со стороны, стоял порой и молодой австриец Адольф Шикльгрубер с "кайзеровскими" усами и про себя возмущался несправедливым распределением ролей на празднике жизни. Он считал, что истинные его создатели тоже имеют право на свою долю почета и славы, но пока лишь восторженно смотрел на то, как стальная громада сползает со стапеля, роняя с обшивки капли "крестильного" шампанского.

Пройдет еще год, и он окажется в окопах войны, которую со стороны Германии будет олицетворять Вильгельм. Но Вильгельм ли ее начал? И хотел ли кайзер именно войны, а не германской военной мощи?

В фигуре Вильгельма II было много противоречий, неотделимых от любого империализма, а от германского - тем более. Особенности характера кайзера лишь придавали этим противоречиям особый колорит. Академик Тарле - со слов некоторых современников, да и по собственному разумению - утверждал, что основой личности Вильгельма был-де инстинкт самосохранения. Мол, он ни разу не летал на самолете, не спустился на субмарине под воду, чего от него ожидали.