Порт–Артур. Воспоминания участников.

П. Г. Тидеману пришлось изобретать другие способы связи с осажденной крепостью. Если читатель проследит историю борьбы за Порт–Артур по имеющимся источникам, то он убедится, что как донесения коменданта крепости об отбитых японских штурмах, так и телеграммы о действиях нашей Порт–артурской эскадры обычно появлялись в газетах в России дня через 3 или 4 после того, как те или другие военные события свершились.

Выработанная П. Г. Тидеманом связь действовала правильно, регулярно и непрерывно до самых последних дней существования русского Порт–Артура. Даже частные письма шли из крепости в Россию и обратно.

В этом деле помогло блестящее знание Тидеманом местных наречий и знание существующих условий.

Много войн происходило в районе Печелийского залива в 19 веке. Приходили сюда и англо–французы, интервенты, воевали тут и японцы с китайцами. Радиосвязи тогда не существовало, но разные местности Китая всегда находили способ между собою сообщаться. Эти–то старинные способы и применил наш консул. Он призвал к себе китайцев–лодочников, которые работали для связи и при войне Китая с Японией. В мирное время они скромно занимались, как рассказывали, контрабандой. Эти китайцы на своих джонках и доставляли все приказания петербургских властей в Порт–Артур, а обратно оттуда везли донесения о ходе обороны, печатавшиеся в русских газетах. Работа этих китайцев была не совсем безопасная. Японские миноносцы безжалостно топили всякую мало–мальски подозрительную джонку. Процент гибели наших посланцов был, как мне помнится, около 10 или 15 процентов их общего числа. Само собою разумеется, все телеграммы посылались в зашифрованном виде на крошечных листочках очень тонкой бумаги. После отправки всякой телеграммы через день или два посылался дубликат ее на особой джонке, а затем и трипликат.

Сравнительно очень скромно вознаграждался опасный труд наших лодочников. Насколько я помню, доставивший почту в Порт–Артур и вернувшийся с распиской в ее получении и с обратной почтой получал по условию что–то около 50 или 60 шанхайских долларов.

П. Г. Тидеман выхлопотал себе право награждать этих наших посланцов серебряными медалями на станиславской и анненской ленте» Такие награждения, как оказалось, очень высоко ценились лодочниками. Было нечто вроде соревнования между ними с целью получения медали.

Часто всю ночь в консульстве горели огни, и наличный состав спешно расшифровывал и перешифровывал телеграммы государственного значения, пришедшие из Петербурга.

«Эту телеграмму надо послать с одним из наших медалистов, — говорил тогда консул. — Нужно, чтобы она без задержки дошла».

Лодочники наши доставляли также и офицеров–курьеров, ехавших в Порт–Артур и обратно. Все они были переправлены без всяких осложнений. Письма посылались из консульства в крепость и ответы на них приходили вполне регулярно через 6–7 дней.

Испытывалась и голубиная почта. Птиц в Чифу доставляли из Артура те же лодочники. Важные телеграммы, одновременно с отправкой морем посылались и с почтовыми голубями. Птиц вывозили на шлюпке подальше от берега и там выпускали. Голуби красиво взмывали вверх, кругами добирались до какой–то нужной им высоты. Затем сразу брали направление на Порт–Артур. Направление точное, как будто по компасу. Но, насколько мне известно, ни одна телеграмма голубями в крепость не была доставлена. Быть может, расстояние 80 миль морем было слишком велико для этих птиц.

Из Артура пробовали по вечерам сигналить прожектором, установленным на вершине Золотой Горы. Наблюдатели в Чифу находились на вершине в 1000 футов высоты, но сигналов этих видеть никогда не удавалось.

В начале августа (ст. ст.) консульство в Чифу обратилось как бы в военный лагерь. Пришлось расквартировать в нем команду миноносца «Решительный», который был интернирован китайскими властями и разоружен ими. Ночью японские миноносцы силой захватили миноносец, заставивши ружейным огнем прыгать в воду безоружную команду и искать спасения вплавь.

П. Г. Тидеман во время войны 1914–17 года был нашим генеральным консулом в Тяньцзине. Там же он после революции оставался некоторое время, получив службу в местном муниципалитете.

Последние годы он жил в Монтреале, в Канаде, где и скончался от сердечной болезни 69 лет от роду.

Чудную память оставил по себе Петр Генрихович. Добрый, отзывчивый, тактичный, он навсегда будет жить в сердцах тех, кто его знал.

Имя его будет навсегда связано со славной эпопеей обороны Порт–Артура. Мир его праху!

Контр–адмирал

Д. В. Никитин (Фокагитов)

Это было 29 января 1904 г., на третий день после начала русско–японской войны.

Вся Тихоокеанская эскадра была в гавани Порт–Артура, мы же, два эскадренных миноносца — «Смелый», под командой капитана 2–го ранга Шульца, и «Стерегущий» — Кузьмина–Караваева 2–го, — ходили по внешнему рейду дугами от Ляотешана до мыса у Крестовой батареи, находясь в суточном дежурстве по охране рейда.

Ночь прошла благополучно. Японцы ко внешнему рейду, видимо, не подходили. Утро было холодное. Стоял мороз. Море слегка волновалось. День был сероватый, но солнечный.

Часов около одиннадцати, когда мы медленно шли на траверзе входа в гавань, вахтенный доложил командиру, беседовавшему со мной у люка, ведущего в кают–компанию, что из порта идет паровой катер, направляясь в нашу сторону.

Идущий головным «Смелый» замедлил ход, мы последовали движению старшего. Через несколько минут с буруном под носом подошел штабной катер с флаг–офицером мичманом Яковлевым, изящным брюнетом в пенснэ. Он стоял на корме катера и закричал нам о следующем распоряжении адмирала Старка:

Получено известие, что в бухте Т. появилось семь. неприятельских кораблей. Адмирал приказывает отправиться туда и атаковать неприятеля.

Затем катер повернул на ходу, и флаг–офицер Яковлев ушел обратно в гавань. Мы продолжали идти малым ходом, держа направление на остров Keпп.

Командир и офицеры «Стерегущего» стали искать по карте эту бухту, но не находили. Под таким названием на карте была обозначена небольшая бухта–залив против дачных мест у самого Порт–Артура, где были дома морских офицеров управления порта и Квантунского экипажа на бесплатно отведенных им казною участках земли. Мы находились как раз против этой бухточки, слева от Золотой горы. Ясно было, что речь шла не об этой бухте, а какой–нибудь дальней, под таким же названием. Но до Талиенванского залива и дальше от него подобного названия на карте не нашли.

Кузьмин–Караваев (Борис) приказал запросить «Смелого» по семафору, где находится бухта, в которую мы направляемся. В этот же момент ему подали записку с мостика с подобным же вопросом, обращенным к нему самому, со стороны Шульца со «Смелого». Известные всей эскадре оба брата Кузьмины–Караваевы были дальневосточными моряками, много там плавали и считались знатоками этих вод. Вопрос Шульца нашему командиру был понятен. Хотя загадка осталась неразгаданной, оба командира сговорились по рупору, и Мих. Фед. Шульц (впоследствии адмирал), не видя пред собой неприятеля и вообще кого–либо в море на видимость глаза, повел нас в направлении к острову Kепп. Дали полный ход, и Артурские берега стали скрываться. Направляясь к Кеппу, мы двигались всё время на виду Квантунского берега.