Игорь Пыхалов - Великая оболганная война. Обе книги одним томом

Коменданты участков в 1:00 22 июня доложили мне, что ничего подозрительного на сопредельной стороне не замечено, всё спокойно. Ввиду того, что переводчики в отряде слабые, я вызвал из города учителя немецкого языка, отлично владеющего немецким языком, и Лисков вновь повторил то же самое, то есть что немцы готовятся наступать на СССР на рассвете 22 июня 1941 г. Назвал себя коммунистом и заявил, что прибыл специально предупредить по личной инициативе. Не закончив допроса солдата, услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что это немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена» [804] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.2. Начало. Книга 1. С. 132–133. .

Агитационная листовка с портретом Альфреда Лискофа.

Вполне естественно, что советская пропаганда постаралась использовать поступок Лискофа в своих целях. Вот что говорится об этом в мемуарах генерал-майора М.И. Бурцева, возглавлявшего во время Великой Отечественной войны отдел (с августа 1944 года управление) спецпропаганды Главного политического управления Красной Армии:

«Уже 27 июня появилась первая листовка немецкого антифашиста Альфреда Лискофа. Это он, рискуя быть обстрелянным с обоих берегов, переплыл Буг, чтобы предупредить наших пограничников о предстоящем нападении на СССР. Лискоф сделал это сразу же, как только в 222-м полку 15-й дивизии, где он служил, зачитали приказ о наступлении. Мы, конечно, не могли упустить случая поговорить с первым перебежчиком. Вскоре Лискоф был доставлен в Москву. Высокий, „рабочего покроя“ немец в чине фельдфебеля располагал к себе, вызывал доверие.

— Я из рабочей семьи, из города Кольберга, — рассказывал он. — Мои родители и я ненавидим Гитлера и его власть. Для нас СССР — дружественная страна, и мы не хотим воевать с советским народом. В Германии таких рабочих семей много. Они не хотят войны с вами.

Его рассказ был опубликован в „Правде“. Он-то и послужил основой листовки, напечатанной с его портретом, которая возвестила немецким солдатам, что и в вермахте есть противники войны и гитлеризма, друзья Советского Союза» [805] Бурцев М.И. Прозрение. М., 1981. С. 62–63. .

Об агитационных материалах, в которых использовалось имя Лискофа, вспоминают многие участники войны. Например, ленинградский писатель Дмитрий Щеглов:

«28 июня… В газетах, расклеенных на стендах, люди читают сообщение: „Немецкий солдат Альфред Лискоф, не пожелавший воевать против советского народа, перешёл на нашу сторону.

Альфред Лискоф обратился к немецким солдатам с призывом свергнуть режим Гитлера“.

И на другом листе — высказывания Лискофа и его портрет: „Среди германских солдат царит подавленное настроение“» [806] Щеглов Д.А. В ополчении. М., 1960. С. 8–9. .

К сожалению, проследить дальнейшую судьбу Альфреда Лискофа мне пока не удалось. Как пишет М.И. Бурцев: «Впоследствии А. Лискоф погиб, оставаясь до последнего дыхания верным идеям борьбы с фашизмом» [807] Бурцев М.И. Прозрение. М., 1981. С.63. . Однако даже если предположить, что Лискоф впоследствии был репрессирован, то произошло это отнюдь не в первые дни войны.

Согласно одной из многочисленных баек, запущенных в оборот после пресловутого доклада Хрущёва на XX съезде, — нападение Германии на Советский Союз явилось для Сталина столь сильным потрясением, что он якобы впал в депрессию и несколько дней отсиживался на даче. И только специально приехавшие туда члены Политбюро смогли уговорить его вернуться к работе.

Вот как выглядит этот эпизод в мемуарах самого Никиты Сергеевича:

«Война началась. Но каких-нибудь заявлений советского правительства или же лично Сталина пока что не было. Это производило нехорошее впечатление. Потом уже, днём в то воскресенье выступил Молотов. Он объявил, что началась война, что Гитлер напал на Советский Союз. Говорить об этом выступлении сейчас вряд ли нужно, потому что всё это уже описано и все могут ознакомиться с событиями по газетам того времени. То, что выступил Молотов, а не Сталин, — почему так получилось? Это тоже заставляло людей задумываться. Сейчас-то я знаю, почему Сталин тогда не выступил. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями. Потом уже, после войны, я узнал, что, когда началась война, Сталин был в Кремле. Это говорили мне Берия и Маленков.

Берия рассказал следующее: когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определённая группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: „Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его про…“ Буквально так и выразился. „Я, — говорит, — отказываюсь от руководства“, — и ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал на ближнюю дачу. „Мы, — рассказывал Берия, — остались. Что же делать дальше? После того как Сталин так себя показал, прошло какое-то время, посовещались мы с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым (хотя был ли там Ворошилов, не знаю, потому что в то время он находился в опале у Сталина из-за провала операции против Финляндии). Посовещались и решили поехать к Сталину, чтобы вернуть его к деятельности, использовать его имя и способности для организации обороны страны. Когда мы приехали к нему на дачу, то я (рассказывает Берия) по его лицу увидел, что Сталин очень испугался. Полагаю, Сталин подумал, не приехали ли мы арестовать его за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию? Тут мы стали его убеждать, что у нас огромная страна, что мы имеем возможность организоваться, мобилизовать промышленность и людей, призвать их к борьбе, одним словом, сделать всё, чтобы поднять народ против Гитлера. Сталин тут вроде бы немного пришёл в себя. Распределили мы, кто за что возьмётся по организации обороны, военной промышленности и прочего“.

Я не сомневаюсь, что вышесказанное — правда. Конечно, у меня не было возможности спросить Сталина, было ли это именно так. Но у меня не имелось никаких поводов и не верить этому, потому что я видел Сталина как раз перед началом войны. А тут, собственно говоря, лишь продолжение. Он находился в состоянии шока» [808] Хрущёв Н.С. Время. Люди. Власть. (Воспоминания). Кн.1. М., 1999. С. 300–301. .