Александр Папчинский - 1937. Большая чистка. НКВД против ЧК

Перед польской контрразведкой он предстал под личиной политического эмигранта, бежавшего от преследований большевиков. Поляки не нашли в подобных объяснениях ничего предосудительного и отпустили. В одном из приграничных уездов Польши, где Мосевич обосновался на жительство, он развернул активную революционную деятельность, писал и распространял прокламации, и «…даже создал революционную подпольную организацию, состоящую из трех человек» [672].

Но Николай пошел дальше и предложил «свои услуги по контрреволюционной работе в Советском Союзе» ряду антисоветских организаций в Польше. При первой же возможности ухода в Советский Союз он собирался сообщить о своих связях с контрреволюционерами в ОГПУ.

В мае 1926 года Мосевич, получив от одного из лидеров белой эмиграции в Польше Н.П. Вакара деньги, белогвардейскую литературу и задание по контрреволюционной работе, был скрытно переброшен в СССР. Имея на руках подложные документы, он (вновь вместе с женой) благополучно добрался до Москвы и явился на Лубянку. Все рассказанное Мосевичем стало для сотрудников КРО ОГПУ громом среди ясного неба. По приказу Артузова его задержали и возбудили уголовное дело «за незаконный переход границы и контрреволюционную деятельность». Разбирательство затянулось на три месяца. Установив все обстоятельства его «побега» за рубеж, 25 сентября 1926 года Коллегия ОГПУ СССР вынесла свое решение: освободить Мосевича из-под стражи под подписку о невыезде из Москвы. Уголовное дело не прекратили, контрразведчикам предлагалось провести дополнительное расследование [673].

Далее последовала вербовка Мосевича в агенты КРО ОГПУ. Такой сексот был очень полезен советской контрразведке, не требовалось длительной оперативной работы по введению в белоэмигрантские организации и иностранные спецслужбы (перед своим возвращением в Союз его завербовал в агенты офицер польской экспозитуры № 1). С 1926 по 1931 год он (находясь под подпиской о невыезде) более четырех раз переходил советско-польскую границу, как сказано в его агентурном деле — «…в целях освещения зарубежных белоэмигрантских организаций — «РДО», «Крестьянской России» и польских разведывательных органов» [674].

Также Мосевичу удалось внедриться в тайную конспиративную непартийную организацию «Опус» (в переводе — «Дело»). В нее входили представители народных социалистов, кадетов, групп «Борьба за Россию» и «Крестьянская Россия», а также эсеров, близких к Керенскому. Эта организация занималась тайной переброской эмиссаров и антисоветской литературы в СССР. Благодаря его информации чекистам удалось установить явки эмигрантских организаций в Москве, Львове и других городах.

Дальнейшая судьба Мосевича сложилась трагически. В 1931 году он был неожиданно арестован по обвинению в том, что «…сотрудничая с ОГПУ, работал еще и на разведку Польского Генштаба, а в период своего пребывания в Польше создал провокационную группу из числа польских охранников, от имени которых пытался сблизиться с руководящим центром революционного подполья в Польше, выявил и выдал политической полиции 15 революционно настроенных крестьян». 24 апреля 1931 года Мосевич-Бояров был расстрелян [675].

В чем же причины ареста и вынесения смертного приговора? Ясно, что обвинения были надуманными. Истинной причиной гибели стало желание Мосевича «…создать контрреволюционную троцкистскую организацию» (из справки по архивно-следственному делу Мосевича-Боярова). И это было так похоже на Николая Андреевича. Вероятно, его уже не устраивала роль обычного советского шпиона, как и в 1925 году, он решил с головой окунуться в очередную авантюру. В частности, имеются материалы о том, что Мосевич установил связи с членами правой оппозиции, организовал антисоветскую группу, в которую вошли друзья его детства. Участники этой группы на своих конспиративных встречах даже обсуждали вопрос о подготовке теракта против Сталина [676]. Но не получилось, Мосевича и его друзей быстро остановили.

Данные события разворачивались тогда, когда Артузов уже не руководил работой контрразведки. В дальнейшем, в 1937 году в адрес Артура Христиановича звучали обвинения в том, что именно он способствовал внедрению «предателя» Мосевича в агентурную сеть КРО ОГПУ СССР.

Но одной из первостепенных направлений в работе КРО ОГПУ оставалась оперативная разработка «Трест». Артузов и Стырне видели, что операция затягивалась. В среде белой эмиграции уже стали возникать устойчивые подозрения в реальности существования МОЦР. Особо эти настроения усилились после исчезновения Сиднея Рейли в августе 1925 года. Требовалось спешно восстановить в глазах руководителей белой эмиграции былое могущество. С этой целью было организовано освобождение захваченного в 1925 году в СССР агента генерала Врангеля Демидова-Орсини. Ему организовали побег из тюрьмы. Вскоре бывший арестант с триумфом был доставлен за рубеж представителями «Треста» [677].

Но подозрения в провокационности МОЦР все же оставались. Так, поляки, изучив информацию, полученную от «трестовцев» и сравнив ее с материалами из других агентурных источников, сочли часть ее крайне сомнительной. Например, данные о мобилизационных возможностях советских войск и пропускной способности железных дорог на западе СССР аналитики польской военной разведки посчитали ложными и надуманными [678].

Настораживала и растущая из года в год беспечность эмиссаров «Треста». Об этом информировал свое руководство военный атташе Польши в Эстонии В.Т. Дриммер. Вот лишь несколько фактов. Во время одной из поездок за кордон Якушев был приглашен на венчание Артамонова с его невестой Александрой Олсуфьевой. Его даже назначили посаженным отцом на свадьбе. Встречи с руководством польской военной разведки Якушев любил проводить в самых неподходящих для этого местах — в дорогих варшавских ресторанах. Как оказалось Александр Александрович являлся «опытным гастроном и ценителем тонких вин». Там же назначались встречи и с Романом Дмовским и другими руководителями польских национал-демократов [679].

Нарастающие из года в год проблемы затрудняли деятельность Якушева и других агентов КРО ОГПУ. Однако агентура сумела решить практически все задачи, поставленные руководством КРО ОГПУ, а также умело рассеяла зародившиеся у противников МОЦР сомнения и подозрения. Польская, латвийская, финская и эстонская разведки, как и белоэмигрантские центры, продолжили свое сотрудничество с «Трестом».

Но оперативная игра явно затягивалась. Это чувствовали и Артузов, и руководство ОГПУ. Нарастали сомнения и среди главных персон РОВС. Так, в начале 1927 года на совещании в Териоках (Финляндия) А.П. Кутепов заявил «трестовцам», что бесконечное вынужденное ожидание благоприятной для выступления обстановки чрезвычайно вредно отражается на его людях. В РОВС требовали немедленных и активных действий. Складывалось впечатление, что МОЦР уже не в состоянии удерживать всевозрастающее желание монархистов к активной «работе» (совершению терактов и диверсий) в Советском Союзе. Все свидетельствовало, что необходимо принимать решение о завершении операции.