Александр Папчинский - 1937. Большая чистка. НКВД против ЧК

В водоворот репрессий 1937 года в первую очередь попали сотрудники УНКВД, так называемые представители враждебных национальных меньшинств — поляки, финны, эстонцы, немцы, польские евреи и т. д. Среди чекистов, арестованных при Заковском, оказались: бывший начальник ОК УНКВД (при Медведе) поляк В.Ф. Поличкевич, начальник Всеволжского РО НКВД финн С.Ф. Вейколайнен, сотрудники 3-го отдела УГБ УНКВД эстонцы, братья Э.Г. и А.Г. Аксель, поляки, заведующий фотолабораторией УНКВД Ф.К.Краевский и начальник отделения отдела резервов УНКВД А.Н. Дроздов, сотрудник 5-го отдела (00) УГБ УНКВД эстонец А.Ф. Пюви и другие. Среди «врагов народа» оказались и чекисты, русские по происхождению, — начальник морского отдела УПВО УНКВД К.М.Бабицкий, заместитель начальника Псковского окружного отдела НКВД С.И. Иванов, сотрудник ОО ГУГБ НКВД 19-го стрелкового корпуса Е.И. Королев.

3 сентября 1937 года арестовали начальника Музея истории УГБ УНКВД Е.А. Фортунатова. Вначале арест был произведен особоуполномоченным УНКВД «в дисциплинарном порядке». Поводом к таким действиям стали якобы распускаемые Фортунатовым провокационные слухи. 21 сентября 1937 года была получена и санкция на официальный арест старого чекиста по обвинению в преступлениях, предусмотренных статьей 58–6 УК РСФСР (шпионаж) [81].

Е.А. Фортунатов, [82]старый член партии большевиков (с 1905 года), сумел раскопать историю, в которой был замешан один из руководящих сотрудников УНКВД М.И. Мигберт. Последний завербовал в агентурную сеть ОГПУ судового врача Бритнева. Доктор часто выезжал за кордон, где встречался со своими родственниками (проживавшими в Англии) и одновременно выполнял отдельные поручения советских органов госбезопасности. В дальнейшем этот секретный сотрудник ОГПУ был представлен Миг- бертом (кстати, его непосредственным куратором) «английским шпионом». При этом чекист умолчал, что судовой врач Бритнев, находясь в Англии, выполнял его секретные поручения. Бритнева расстреляли, а Мигберт «за разоблачение агентурной сети английской разведки» был награжден боевым оружием (пистолетом Коровина) и повышен в должности [83].

Фортунатов пытался привлечь помощника начальника 3-го отдела УГБ УНКВД Мигберта к ответственности. Но успеха не имел и стал поговаривать в кругу сотрудников УНКВД, что «Мигберт и Шапиро (Шапиро-Дайховский — М.Т, АЛ.) из-за националистических побуждений задались целью погубить всех русских сотрудников». Обвинили Фортунатова и в шпионаже. Он, старый сотрудник Иностранного отдела (в 20-е годы Фортунатов работал резидентом ГПУ-ОГПУ в Китае, руководил дальневосточным сектором ИНО ОГПУ) оказался «…агентом разведывательного отдела японского Генерального штаба, а в 1936 году был завербован польским вице-консулом в Ленинграде Каршем для шпионской работы в пользу Польши», а также «…внедрил в секретный аппарат УНКВД шпионов и разведчиков». Постановлением Комиссии НКВД и Прокурора СССР от 4 января 1938 года Е.А. Фортунатов был осужден к вмн — расстрелу. 11 января 1938 года приговор привели в исполнение [84].

Под арестом оказались и бывший начальник ЭКО УГБ УНКВД ЛО (к тому моменту управляющий одного из трестов НКОП СССР) А.Л. Молочников и заместитель начальника 3-го отдела УГБ УНКВД Я.П. Ржавский (в 1933–1936 гг. заместитель начальника ЭКО ПП — УГБ УНКВД ЛО). Они обвинялись в принадлежности «…к антисоветской заговорщической организации, готовившей свержение Советской власти и совершение террористических актов над руководством партии и Советского правительства» [85]. Главным свидетелем в деле Молочникова — Ржавского выступил бывший начальник ЭКУ ОГПУ — ЭКО ГУГБ НКВД Л.Г. Миронов. Под руководством последнего обвиняемые работали в аппарате Экономического управления ОГПУ: Молочников помощником начальника ЭКУ, а Ржавский начальником 1-го отделения. Миронова спешно доставили в Ленинград, где его допросы вели Заковский и Шапиро-Дайховский.

Деятельность руководства ЭКО ПП ОГПУ — УГБ УНКВД в Ленинграде пристально изучалась командой Заковского. Дело в том, что в конце 1936 года из Москвы поступило оперативное приказание: «Тщательно проверить все следственные дела о взрывах, авариях, пожарах… во всей системе народного хозяйства и транспорта в целях выявления контрреволюционной вреди- тельско-диверсионной деятельности троцкистов и вредителей, не выявленной в свое время органами…». Все стали изучать старые уголовные дела (главным образом разрабатываемые экономическими подразделениями органов госбезопасности) «…под углом выявления контрреволюционной вредительско-диверсионной подоплеки». Тем более что значительная часть этих дел «…в свое время прошла в судах, как нарушение техники безопасности, халатность, бесхозяйственность» [86]. О ходе проводимой проверки Заковский требовал докладывать ему лично.

Вскоре на его стол легли донесения о том, что ряд аварий на оборонных предприятиях Ленинграда и области не являлись нарушениями техники безопасности, а носили диверсионно-вреди- тельский характер. Так в 1934–1935 гг. на заводе № 52 в Колпине произошло несколько взрывов: 17 апреля 1934 года — взрыв в мастерской просевки порохового состава цеха дымных порохов, погибло шесть человек, двое получили сильнейшие ожоги, убытки составили 5 тысяч рублей; 13 мая 1935 года — взрыв в мастерской динамитного цеха, погибло шесть человек, убытки 18 тысяч рублей. Были взрывы на оборонных заводах и в августе 1935 года [87]. Прежнее руководство ЭКО УГБ УНКВД якобы представило эти аварии как результат нарушения техники безопасности. Сейчас же чекисты смотрели на события двухлетней давности иначе, видя в них исключительно диверсию и вредительство. К тому времени «подоспел» и арест Миронова, который уже на первых допросах в Москве зачислил Молочникова и Ржавского в число своих пособников. 2 сентября 1937 года по приговору выездной сессии ВК ВС СССР в г. Ленинграде А.Л. Молочников и Я.П. Ржавский были расстреляны.

Дело Молочникова — Ржавского оказалось настолько серьезным, что при отправке его в архив один из следователей (Мигберт) составил особое предписание начальнику 8-го (учетно-реги- страционного) отдела УГБ УНКВД М.А. Егорову: «Прошу держать его (архивно-следственнное дело. — Прим. авт.) на особом учете, не выдавая на руки никому без санкции начальника УНКВД ЛО комиссара ГБ 1-го ранга Заковского» [88].

В 1937 году вновь всплыли декабрьские события 1934 года. 30 апреля 1934 года был арестован бывший начальник Оперативного отдела УГБ УНКВД А.А. Губин. В начале июня 1937 года он стал давать «признательные» показания: «После смерти Кирова Паукером при моем участии был убит Борисов с целью сокрытия следов убийства, так как Борисов являлся единственным свидетелем убийства Кирова». Губин назвал своих соучастников: бывших — начальника 1-го отделения оперода Хвиюзова, оперативного секретаря оперода Н.С. Максимова, сотрудников 2-го (оперативного) отдела УГБ УНКВД Д.З. Малия и Н.И. Виноградова [89].