Александр Папчинский - 1937. Большая чистка. НКВД против ЧК

В ряде циркуляров ОГПУ начальник СОУ Евдокимов и начальник ОО ОГПУ Ольский признавали, что в результате проведенной агентурно-оперативной разработки «Весна» были нанесены «…значительные удары по белогвардейским кадрам городской и деревенской контрреволюции». По мнению Евдокимова и Ольского бывшие царские и белые офицеры, участвовавшие в работе этой антисоветской организации, являлись не только ведущей силой, но и «…основной базой для работы на нашей территории агентов зарубежной белоэмигрантской контрреволюции» [428].

Арестованные по делу «Весна» преподаватели Военной академии РККА Н.Е. Какурин и И.А. Троицкий дали развернутые показания об участии в организации части высшего командного состава РККА. Так под чекистским подозрением оказались С.С. Каменев, Ф.Ф. Новицкий, Б.М. Шапошников, М.Н. Тухачевский, С.А. Пугачев и другие командиры Красной Армии. Об этом было доложено Менжинскому, который вскоре проинформировал Сталина. Тот воспринял эти сведения без должной критической оценки и фактически поддержал мысль о политической нелояльности части высшего командного состава армии.

Сталин считал, что «…покончить с этим делом (немедленно арестовать и пр.) нельзя. Нужно хорошенько обдумать это дело» [429]. Позднее было принято решение все же проверить истинность показаний ряда арестованных по делу «Весна». После проведения очных ставок Тухачевского с Какуриным и Троицким и полученных от ряда военных деятелей (Я.Б. Гамарника, И.Э. Якира и других) положительных характеристик, арестов среди высших командиров РККА решено было не проводить [430]. В основном дело «Весна» закончилось масштабными арестами бывших царских и белых офицеров в Украинском военном округе и ряде других округов.

Возможно, что Евдокимов, Мессинг, Ольский решили использовать сбой с арестами видных военачальников (Каменева, Шапошникова, Бонч-Бруевича, Тухачевского и других) в междоусобной «войне» в руководстве ОГПУ. Они стали утверждать, что Ягода и Балицкий виновны в создании «дутых» дел на военных специалистов, что следствие ведется неправильно, от подследственных настоятельно требуют дать ложные показания. Таким образом, Евдокимов и его команда, подводили базу под банальную «борьбу за портфели» якобы принципиальную основу для своих расхождений с Ягодой [431].

Одновременно Евдокимов добивался пересмотра ряда дел «о перегибах и извращениях» в ПП ОГПУ по Уралу и Казахстану. Руководство этих полпредств (в том числе и любимец Ягоды полпред ОГПУ по Уралу Г.П. Матсон), хорошо знавшее о широком применении «нечекистских» методов допроса арестованных (рукоприкладство, пытки, т. н. «выстойки», многочасовой бег на месте и т. д.), не приняло решительных мер к прекращению массовых нарушений. Начальник СОУ ОГПУ дважды высылал в Свердловск и Алма-Ату комиссии (вначале под руководством К.К. Мукке, затем А.И. Кауля), целью которых было «основательно фиксировать все факты извращений и перегибов», чтобы в дальнейшем использовать этот «компромат» против Ягоды. Вот как характеризовал деятельность комиссии Кауля один из очевидцев: «Он (Кауль. — Прим. авт.) ходил по камерам и спрашивал каждого арестованного — как и сколько часов его допрашивали, ему несколько арестованных пожаловались о допросе их по 5 и более часов, некоторые из них заявили, что их допрашивали в жаркой комнате, полковник Курочкин заявил, что после попытки бежать, а после неудачи побега — отравиться ему связали на два часа назад руки» [432].

Другая же московская комиссия (во главе с «ягодинцами» A.M. Шаниным и Б.А. Бердичевским) фактически спустила эти дела на тормозах. Арестованные чекисты были освобождены, понижены в должности, а затем «раскассированы» по отдаленным районам Советского Союза [433]. Евдокимов же, наоборот, добивался самого жесточайшего наказания проштрафившихся сотрудников ОГПУ.

Вероятно, истинными причинами столь настойчивых действий Евдокимова (вспомним еще и дело «Весна») были отнюдь не сомнения в законности методов уральских, украинских и казахстанских чекистов. Ни Евдокимов, ни Ольский никогда не были ярыми приверженцами соблюдения законности в оперативной деятельности. Сам Ефим Георгиевич известен как один из главных инициаторов фабрикации знаменитого «Шахтинского дела». Начальник ОО ОГПУ Ольский, при прямой поддержке Евдокимова, «умело слепил» громкое дело «о вредительской контрреволюционной организации среди микробиологов», с обвинениями выдающихся ученых «…ни больше ни меньше, как в подготовке по заданию германской разведки бактериологической диверсии» [434].

Начальник СОУ ОГПУ и поддержавшие его Мессинг, Ольский и Вельский стремились таким образом (обвинениями в нарушении социалистической законности и т. д.) лишить Г.Г. Ягоду власти, укрепив тем самым свои позиции в руководстве чекистским ведомством. Тем более что в этой «клановой войне» они, а особенно Евдокимов, надеялись на поддержку Сталина. Но время для «разборки» было выбрано крайне неудачно, отсюда и результат, оказавшийся совершенно иным, чем это могли себе представить Евдокимов и его сторонники.

Политика массовой коллективизации и раскулачивания вызвали резкий всплеск антисоветских выступлений в большинстве регионов страны. Забурлил и Северный Кавказ, еще вчера, как казалось, умиротворенный Евдокимовым. Массовые выступления населения в СКК носили самый разнообразный характер: митинги, «волынки», вооруженные стычки, налеты и восстания, террористические акты, рост бандитских проявлений. Стол Евдокимова был завален телеграфными сводками из Ростова-на-Дону, гласящими, что в крае «на фоне значительного обострения классовой борьбы в деревне, общего бурного роста контрреволюционного кулацкого элемента, чрезвычайно обактивил свою работу контрреволюционный элемент всех оттенков и направлений».

Насколько сложной была ситуация в крае, можно судить по положению сложившемуся в Чеченской автономной области. С конца 1929 года в регионе началась череда массовых вооруженных выступлений и мятежей. В декабре 1929 года в Чечне было подавлено контрреволюционное выступление горцев, вызванное сельскохозяйственной заготовительной компанией. Центром восстания стали селения Гойты, Шали, Веной, Автуры, а также аулы в районе Дамабука и Самби (южнее Грозного). Восставшие взорвали здание сельсовета в Гойтах, обстреляли бригаду уполномоченных, прибывших из Грозного. В селениях была учреждена «народная власть», восставшие потребовали от грозненских властей прекращения незаконных конфискаций и произвольных арестов, восстановления шариатских судов, отзыва начальников местных отделений ГПУ и замены их «выборными гражданскими лицами из самих чеченцев» [435].